перевезли вас домой - вот и все пока.

- Вы говорите, что она только на пять минут уходила? - переспросила больная.

- Да, не более, а воротясь, нашла вас уже в обмороке, - подтвердил доктор.

- Стало быть, это сон был, - прошептала она. - Какой сон? не знаю, не помню... только страшный, ужасный сон.

- Гм... Странно... Какой же сон? - глубокомысленно раздумывал доктор. Вы хорошо ли его помните?

- Не помню; но знаю, что было что-то - наяву ли, во сне ли - только было...

- Гм... Вы не подвержены ли галлюцинациям или эпилепсии? - медицински допрашивал он.

Больная пожала плечами.

- Не знаю; до сих пор, кажется, не была подвержена.

- Ну, может быть, теперь, вследствие каких-нибудь предрасполагающих причин... Все это возможно. Но только если вы помните, что был какой-то сон, то это наверное галлюцинация, - с видом непогрешимого авторитета заключил доктор.

'Сон... Галлюцинация - слава богу!' - успокоенно подумала Юлия Николаевна и попросила доктора кликнуть девушку, чтобы осведомиться про детей.

Вошла Груша и вынула из кармана почтамтскую повестку.

- Почтальон приносил, надо быть, с почты, - пояснила она, хотя это и без пояснения было совершенно ясно.

Юлия Николаевна слабою рукою развернула бумагу и прочитала извещение о присылке на ее имя тысячи рублей серебром.

- От мужа... Слава тебе, господи! - радостно проговорила она. - Теперь я совершенно спокойна.

- Однако дней пять-шесть вы должны полежать в постели, - методически заметил доктор, убрав свою аптечку и берясь за шляпу. - Тут вот оставлены вам капли, которые вы попьете, а мы вас полечим, и вы встанете совсем здоровой, - продолжал он, - а пока - до завтра, прощайте...

И низенький человек откланялся с докторски солидною любезностью, как подобает истинному сыну Эскулапа.

- В Морскую! - крикнул он извозчику, выйдя за ворота - и покатил к генеральше фон Шпильце.

* * *

- Nun was sagen sie doch, Herr Katzel?* - совершенно спокойно спросила его Амалия Потаповна.

______________

* Ну, что вы скажете, господин Катцель? (нем.)

- О, вполне удачно! могу поздравить с счастливым исходом, - сообщил самодовольный сын Эскулапа.

- Она помнит?

- Гм... немножко... Впрочем, благодаря мне, убеждена, что все это сон, галлюцинация.

- S'gu-ut, s'gu-ut!* - протянула генеральша с поощрительной улыбкой, словно кот, прищуривая глазки.

______________

* Очень хорошо, очень хорошо! (нем.)

- Ну-с?! - решительно и настойчиво приступил меж тем герр Катцель, отдав короткий поклон за ее поощрение.

Амалия Потаповна как нельзя лучше поняла значение этого выразительного 'ну-с' и опустила руку в карман своего платья.

- Auf Wiedersehen! - поклонилась она, подавая доктору кулак для потрясения, после которого тот ощутил в пальцах своих шелест государственной депозитки.

Амалия Потаповна поклонилась снова и торопливой походкой стала удаляться из залы. Сын Эскулапа еще торопливее развернул врученную ему бумажку: оказалась радужная.

- Эй, ваше превосходительство! пожалуйте-ка сюда! - закричал он вдогонку.

Генеральша вернулась, вытянув шею и лицо с любопытно-серьезным выражением.

- Это что такое? - вопросил герр Катцель, приближая депозитку к ее физиономии.

- Это? Сто! - отвечала она с таким наивно-невинным видом, который ясно говорил: что это, батюшка, как будто сам ты не видишь?

- А мне, полагаете вы, следует сто?

- Ja, ich glaube*, 'сто'.

______________

* Да, я думаю (нем.).

- А я полагаю - триста.

- Зачем так? - встрепенулась Амалия Потаповна.

- А вот зачем, - принялся он отсчитывать по пальцам, - сто за составление тинктуры, сто за подание медицинской помощи, да сто за знакомство с вами, то есть мою всегдашнюю долю, по старому условию.

Генеральша поморщилась, вздохнула от глубины души и молча достала свое портмоне, из которого еще две радужные безвозвратно перешли в жилетный карман Эскулапа.

- Вот теперь так! и я могу сказать: auf Wiedersehen! - с улыбкой проговорил герр Катцель и, поправляя золотые очки, удалился из залы.

XI

ДВА НЕВИННЫХ ПОДАРКА

Доктор Катцель, несколько дней сряду навещавший Бероеву, нашел, наконец, что она поправилась и может встать с постели. Хотя Юлия Николаевна чувствовала некоторую слабость в ногах и по временам небольшую дрожь в коленях, но доктор Катцель уверил ее, что это ничего не значит, ибо есть прямое, нормальное следствие бывшего с нею припадка, которое пройдет своевременно, после чего, ощутив в руке приятное шуршание десятирублевой бумажки, он откланялся с обычной докторски солидной любезностью.

Позволение встать с постели пришлось как нельзя более кстати для Юлии Николаевны: это был день рождения ее дочки. Прежде всего она оделась и поехала в почтамт - получить присланные деньги. Муж писал ей, что оборот, который он предполагал сделать, удался совершенно и, вследствие этого, высылаются деньги; что вскоре и еще будет выслана некоторая сумма, ибо промысловые дела идут отлично, а с весной на самых приисках есть надежда пойти им еще лучше. Все это могло задержать Бероева на неопределенное время и поэтому он полагал, что вернется едва ли ранее семи-восьми месяцев.

- Лиза, что тебе подарить сегодня? - приласкала Бероева дочку, возвратясь из Гостиного двора с целым ворохом разных покупок.

- Что хочешь, мама, - отвечала девочка, кидая взгляд на магазинные свертки, откуда между прочим торчали ножки разодетой лайковой куклы.

- Я тебе с братишкой привезла гостинец, по игрушке купила, - с тихой любовью продолжала болтать она, лаская обоих ребятишек. - Отец целует вас и пишет, чтобы я тебе, Лиза, для рождения подарила что- нибудь! Чего ты хочешь?

- Не знаю, - застенчиво сказала девочка, кидая новый взгляд на соблазнительные свертки.

- Видишь ли что, - говорила Юлия Николаевна, - ты теперь девочка большая, умница, тебе уже пять лет сегодня минуло. Я для тебя хочу сделать особенный подарок.

- Какой же, мама? - любопытно подняла на нее Лиза свои большие светлые глазенки.

- А вот постой, увидишь. Когда я сама была маленькой девочкой и когда мне, точно так как тебе, минуло пять лет, так папа с мамой подарили мне старый-престарый серебряный рубль. Он и до сих пор еще цел у меня. Подай мне вон ту шкатулочку с туалета...

Дети бросились за маленькой полисандровой шкатулкой.

- Вот видишь ли, какой он старый, - продолжала Бероева, показывая большую серебряную монету еще петровского чекана, - старее тебя и меня, старее бабушки с дедушкой, да и прадедушки вашего старее: этому рублю сто пятьдесят два года, - видишь ли, какой он старик! Так вот, я теперь дарю его тебе.

Лиза обвила пухлыми ручонками ее шею и принялась крепко целовать все лицо: нос, рот, глаза, подбородок и щеки, как обыкновенно любят выцеловывать дети.

Она была в восторге от подарка, целый день не выпускала его из рук; ночью положила с собою спать под подушку, рядом с новою куклою, и только на другой день к вечеру спрятала в свою собственную шкатулку - на память.

* * *

Прошло около двух месяцев со дня внезапной болезни Бероевой. Семейная жизнь ее текла мирно и тихо, в своем укромном углу, среди занятий с детьми, кой- какого рукоделия книг с нотами. Почти нигде не бывая и почти никого не принимая к себе, она жила какою-