мозга. Члены этой последней группы для препровождения времени играли в 'чет или нечет'. Оба старца, скомкав в кулаке по ассигнации, наперерыв старались, чтобы собеседница угадала четное или нечетное число. Она, смеясь, весьма небрежно и кокетливо произносила то или другое слово - и каждый раз ассигнация которого-либо из старцев переходила в ее дорожную сумку. Там уже лежало немалое количество этих выигранных ассигнаций.
Третью группу составляли: молодая девушка, смуглая и некрасивая собой, и молодой человек, наружности, напротив, весьма красивой, в которой, несмотря на европейский партикулярный костюм, сквозило нечто кавалерийско-военное. В восточном типе девушки ясно сказывалось фамильное сходство с кавалером Станислава, а в молодом человеке - с пепельно-кудрой, полной дамой в белом вуале и со старцем-гаменом. И девушка и молодой человек мало как-то интересовались друг другом - совершенный контраст двум остальным группам. Девушку больше занимал роман Поля Феваля, а молодого человека красота собеседницы двух старцев. Его более тянуло все к этой последней, чем к своей соседке, но незаметный взгляд пепельной дамы каждый раз останавливал его подле некрасивой девицы. От зоркого взгляда рыжебородого джентльмена не ускользал этот немой разговор, и он каждый раз только чуть-чуть улыбался про себя какой-то двусмысленной улыбкой, незаметно перекидываясь взглядом с собеседницею старцев.
Наконец пепельная дама не выдержала и подозвала к себе молодого человека.
- Вольдемар, ты забываешь наш разговор, - сказала она ему тихо, весьма близко подвинувшись к его лицу.
- Какой это, maman? - спросил он небрежно.
- Наши планы...
- Но ведь это скучно!
- То от тебя никогда не уйдет, а тут - состояние... Ты забываешь...
- Brigadier, vous avez raison!* - шутливо ответил он, целуя ее руку, и уселся на прежнее место, затем чтобы снова не обращать почти никакого внимания на смуглую девицу.
______________
* Унтер-офицер, вы правы! (фр.)
- Господа, мы у пристани - конец игре! - сказала красивая дама своим обязательным старцам, захлопывая пружину дорожной сумки.
- Игре, но не знакомству, баронесса? - заметил гамен и вставил стеклышко.
- Так не забудьте же имя... генеральша фон Шпильце, - весьма тихо сказала княгиня рыжему джентльмену, выходя с помощью его из вагона.
Тот ответил молчаливым, но многозначительным пожатием руки.
На платформе все это маленькое общество, перезнакомившееся между собой за границей и еще теснее сплоченное теперь путешествием, весьма дружески продолжало болтовню и прощанье, в ожидании своих людей и экипажей. Наконец кавалер Станислава вместе с некрасивой девицей сели в щегольскую двухместную карету, запряженную кровными рысаками; в столь же щегольской коляске поместились гамен с пепельной дамой и молодым человеком, а рыжебородый джентльмен и баронесса - в наемном экипаже, и со всеми чемоданами отправились вдвоем в отель Демута.
- Ну, как твои дела? - спросил он ее в карете.
- Успешны; девятьсот тридцать в выигрыше, да впереди тысяча шансов: трем дуракам головы вскружила. А ты как?
- Так же, как и ты... Вообще петербургский сезон, кажется, обещает... У тебя не бьется сердце? Нисколько?
- Да чего ж ему биться? - удивилась она.
- Как! а воспоминания?.. Тогда и теперь - боже мой, какая разница!
Баронесса опять улыбнулась своею презрительною мимикой и ничего более не ответила.
Кажется, не для чего прибавлять, что рыжебородый джентльмен, которого баронесса фон Деринг называла своим братом, был Ян-Владислав Карозич, как значилось в отметке полицейской газеты. В кавалере Станислава и его некрасивой спутнице тоже нетрудно узнать коллежского советника Давыда Георгиевича Шиншеева с дочерью Дарьей Давыдовной. Зато редко бы кто, после двадцатилетнего расстояния, решился признать в расслабленном гамене, в этом полушуте гороховом, страдающем размягчением мозга, прежнего гордого Чайльд Гарольда и великосветского льва - князя Дмитрия Платоновича Шадурского.
Sic transit gloria mundi...*
______________
* Так проходит слава мирская... (лат.)
II
СТАРЫЙ ДРУГ - ЛУЧШЕ НОВЫХ ДВУХ
На другой день, утром часов около одиннадцати, Карозич спустился из своего номера в общую залу - пробежать свежие новости. Едва отыскал он в куче русских и иностранных газет 'Independence Beige', как к нему очень учтиво подошел неизвестный, но весьма изящно одетый господин, с висками и черненькой бородкой a la Napoleon III, и с предупредительной галантной вежливостью спросил по-французски, с несколько еврейским акцентом:
- Вы приезжий иностранец?
- Так точно. Я поляк... А вам что угодно?
- Я комиссионер, к вашим услугам... Если вам нужно в сенат или другое присутственное место, на биржу, к банкирам, осмотреть ли город и достопримечательности, указать ли магазины, сделку промышленную устроить, свести с каким-нибудь человеком, - одним словом, все, что касается до петербургской жизни и потребностей, - я ваш покорнейший слуга, можете пользоваться моей специальной опытностью. Я в этот час утра постоянно пью здесь мой кофе.
Комиссионер проговорил все это быстро, но необыкновенно плавно, отчетливо, сознавая собственное достоинство, и с последним словом своего монолога выжидательно поклонился.
- Очень рад, - ответил Карозич, - мне нужно будет узнать один адрес.
- Адрес? и это могу! - подхватил комиссионер, - мне почти все дома в Петербурге и все адресы сколько- нибудь замечательных лиц вполне известны.
- Генеральшу фон Шпильце знаете?
- Амалию Потаповну? Боже мой, да кто ж ее не знает! Так этот-то адрес нужен?
- Этот самый; вы меня очень много обяжете, если сообщите...
- Отчего же не сообщить? Всегда могу! Конечно, вы могли и сами узнать в адресном столе, но это не совсем-то удобно и мешкотно для иностранца, и притом вы не знаете даже, где адресный стол помещается, тогда как я могу сообщить сию же минуту, - значит, вам двойной выигрыш: время и спокойствие.
- Ну, так сделайте одолжение: мне очень нужно знать.
- Хорошо, хорошо, с удовольствием. А не угодно ли вам осмотреть Эрмитаж, например, Исакиевский собор, к Излеру вечером отправиться? Последнее в особенности я вам рекомендую.
- Мне нужен адрес, только адрес, и пока больше ничего! - с легкой настойчивостью возразил Карозич, ясно заметив, что господин отлынивает от дела и старается заговаривать о вещах посторонних.
- Ах, однако, мой кофе совсем простыл, да и газету еще не дочел я! скороговоркой пробормотал комиссионер, быстро направляясь в противоположный конец комнаты, к своему месту, откуда весьма любезно кивнул из-за газеты Карозичу:
- Извините, я одну только минуту.
Но прошло и целых десять, а он все еще не двигался с кресла, уткнув нос в свою газету, и словно совсем позабыл не только об адресе, но и о существовании самого-то Карозича.
Этот последний, наконец, понял, что предварительно надо дать денег, а потом уже спрашивать, что нужно, и потому, вынув из кармана бумажник, направился к столику комиссионера.
- Ваша специальность - ваш труд, - начал он, сжав в кулаке трехрублевую ассигнацию. - Всякий труд должен вознаграждаться. Поэтому, так как я неоднократно буду еще пользоваться им - позвольте мне...
За недоговоренной фразой последовала обычно секретная передача, вроде известных передач за визит малознакомым докторам.
- Ах, помилуйте, что вы! как будто уж и нельзя без этого? Мне очень совестно, право, - смущенно заговорил комиссионер, пряча в карман (тоже маскированно и незаметно) полученную бумажку. - Извините
