дисциплинах, оформление целой исторической школы было определенным шагом вперед в развитии гуманитарных наук; оно открыло новые широкие перспективы научных исследований и способствовало многим новым научным открытиям. Вместе с тем со временем стали видны пределы применения этого метода и его ограниченность. Нетрудно видеть, что изучение предмета немыслимо без изучения его истории, но одной историей наука о том или ином предмете отнюдь не исчерпывается. Именно по этой причине «сравнительно-историческая школа» в гуманитарных дисциплинах к середине прошлого столетия постепенно стала отходить на второй план.

Подвижническая деятельность братьев Гримм в деле практического собирания и сохранения произведений немецкого фольклора не ограничилась сказками. Ободренные хорошим приемом, оказанным «Детским и семейным сказкам», братья Гримм решили продолжить начатую ими работу, теперь уже сосредоточив усилия на народных преданиях. Эта работа, собственно говоря, была начата ими давно — почти одновременно с собиранием сказок. И вот в 1816 году она увенчалась выходом в свет объемистого сборника «Немецких преданий».

Что такое сказка, знают все. А вот что такое предание, знает, вероятно, не каждый. В своем предисловии к этому сборнику братья Гримм как раз и намечают некоторые различия между этими двумя видами (или жанрами) народной поэзии. Сказка и предание во многом родственны друг другу и по форме и по содержанию. Но есть у них и вполне уловимые различия. Сказка — продукт свободного художественного вымысла, и в этом качестве она нами и воспринимается; предание же, о каких бы фантастических вещах в нем ни говорилось, претендует на историческую достоверность. Предание в отличие от сказки точно указывает время и место действия, полнее дает имена и титулы действующих лиц. Если действие сказки, как правило, проходит в «некоем царстве, тридевятом государстве», то предание начинается иначе, в довольно деловом тоне, например, так: «В феврале 1605 года во владениях герцога Генриха Юлиуса Брауншвейгского, в миле от Кведлинбурга...» произошло такое-то событие («Серебряный источник», № 161). Сказка, отмечают братья Гримм, художественнее, поэтичнее предания, в последнем же больше истории. Сказка существует сама по себе, ее сюжет понятен каждому независимо от географических широт; предание привязано к какой-либо известной географической местности, известному историческому факту или исторической личности. Предания отличаются «более простым и более решительным стилем, они требуют от слушателя большей серьезности и размышлений»8, говорится в предисловии к сборнику.

Вот одно предание из этого сборника — «Игрушки великанов» (№ 17): «Много лет тому назад хозяевами замка Нидек в Эльзасе, того, что на высокой горе, недалеко от водопада, были великаны. Однажды юная великанша спустилась в долину, чтобы посмотреть, что делается там, внизу, и подошла к самому Хаслаху. Она увидела, как на небольшом поле возле леса крестьяне пахали землю. От удивления она остановилась, посмотрела на плуг, на лошадей и на людей — очень все это ей было в новинку. «Вот тебе на, — сказала она, подходя ближе, — это я, пожалуй, возьму с собой». Она встала на колени, разложила на земле свой передник и сгребла в него рукой все, что было на поле. Весело, вприпрыжку побежала она домой, перемахивая со скалы на скалу, и даже там, где скалы были такими крутыми, что человеку надо было бы с трудом карабкаться, ей стоило сделать один шаг, чтобы сразу быть наверху.

Хозяин замка сидел как раз за столом, когда она вошла. «Дитя мое, — сказал он, — что ты там такое принесла — ты вся сияешь от радости?» Она живо раскрыла свой передник и дала ему взглянуть. «Что там так барахтается?» — спросил он. «Это — мои милые игрушки. Таких хорошеньких игрушек у меня не было ни разу в жизни». Она стала вытаскивать и ставить на стол одно за другим: плуг, крестьян, лошадей, — она бегала вокруг и хлопала в ладоши от радости, глядя, как там все забавно двигалось туда и сюда. Тогда отец сказал: «Дитя мое, это совсем не игрушки, я вижу теперь, что ты натворила. Иди и отнеси их назад в долину». Девушка стала плакать, но это не помогло. «Крестьянин — не игрушка, — сказал он очень серьезно, — и перестань хныкать. Собери их всех осторожно и отнеси на то место, где ты их взяла. Если крестьянин не будет возделывать свое поле, то нам, великанам, в нашем высоком гнезде нечего будет есть».

Предания, так же как и сказки, проникнуты поэтическим и детски наивным восприятием мира и его явлений; при всей их фантастичности в них нет ничего случайного, что так или иначе не затрагивало бы жизненно важных человеческих проблем и выходило бы за пределы знакомых и общепонятных тем. В них, как и в сказках, преломилась извечная вера человека (или, может быть, желание верить) в то, что любое зло бывает в конце концов наказано и что добро торжествует. Так, например, предание «Танец мечей в Вайсенштайне» (№ 166) повествует о том, как благородные обитатели замка Вайсенштайн обеспечивали себе средства на жизнь одним способом — бандитизмом, совершая грабительские набеги на близлежащие деревни, пока их не постигло суровое возмездие от рук потерявших терпение крестьян.

В одном из преданий говорится, что таинственный дух, обитающий в угольных шахтах, одетый в монашескую рясу, жестоко покарал штейгера, притеснявшего горняков («Дух, обитающий в горах», № 2); в другом рассказывается о том, как дьявол унес богатую невесту, обещавшую выйти замуж за бедняка и нарушившую свое слово («Дьявол уносит невесту», № 209), как он же покарал трактирщицу, бессовестно обманывавшую посетителей («Подкова дьявола», № 208). В том, что предание «предостерегает от зла и наполняет нас радостью, когда совершается добро», братья Гримм видели «существо и добродетель немецкого народного предания».

Преданиям, как и сказкам, присуще ограничение горизонта мировосприятия кругом бытовых вещей и понятий, а вместе с тем наивно-мифологический взгляд на мир. Немецкие предания изобилуют сверхъестественными явлениями (к мужу, например, возвращается умершая жена, и их жизнь продолжается как ни в чем не бывало, даже рождаются дети, — «Иоганн из Пассау», № 95, или читатель знакомится с человеком, умевшим отсекать головы и приставлять их обратно, — «Лилия», № 94), в них в переизбытке встречаются гномы, призраки, русалки, черти и т. п.

Иногда в основе предания лежит просто необычный бытовой эпизод из народной жизни или живописная жанровая сценка. Таково, например, предание «Ссора из-за межи» (№ 287): «В Вильмсхаузене, одной гессенской деревне, расположенной недалеко от Мюндена, между соседними общинами возник спор о том, где должна проходить граница между ними. Никто толком не мог сказать этого точно. Решили взять рака и пустить его по полю, из-за которого и возник спор. Где рак прополз, там и установили граничные камни. А так как он полз криво, то и граница получилась с сильными изгибами и углами. Такой она осталась и по сей день».

Сборник «Немецких преданий» братьев Гримм состоял из двух частей: в первой части были помещены предания, привязанные к какому-либо месту (их еще называют географическими), а во второй — предания, рассказывающие о каком-то историческом событии или известной исторической личности (их условно называют историческими). Предания исторические столь же пестры и разнообразны по колориту, как и географические. Они рассказывают о готах, гуннах, лангобардах, франках, о королях Албоине и Карле, Людвиге, Лиутпранде, об императорах Генрихе и Вильгельме, здесь есть предания о Зигфриде и Лоэнгрине и, наконец, о Мартине Лютере. В качестве примера исторического предания можно привести знаменитое предание об Албоине, короле лангобардов, и его жене Розамунде (№ 400).

«После смерти Турисенда, короля гепидов9, его сын и наследник Кунимунд снова нарушил мир, заключенный ранее с лангобардами. Но Албоин разбил воинственного противника, победил в бою самого Кунимунда, а из его черепа сделал себе чашу. Розамунду, дочь Кунимунда, одну из своих пленниц, он решил взять себе в жены. Слава о подвигах Албоина гремела повсюду, и имя его воспевали в песнях не только лангобарды, но и баварцы, саксонцы и другие германские народы. И еще рассказывают многие, что в его времена хорошо умели ковать оружие.

Как-то однажды Албоин, сидя в Вероне и совершая трапезу, велел королеве налить вина в ту чашу, которую он сделал из черепа ее отца, и говорит ей: «Выпей вина вместе со своим отцом!» Розамунде больно было слышать это, но она взяла себя в руки и решила отомстить. Она отправилась к Хельмихису, оруженосцу короля и своему молочному брату, и стала его просить убить Албоина. Но Хельмихис не согласился и посоветовал только поручить это дело Передео, храброму воину. Честный Передео, однако, наотрез отказался участвовать в этом злодеянии. Тогда Розамунда пошла на хитрость и тайком спряталась в постели своей служанки, к которой наведывался Передео. Вскоре появился Передео и, сам того не ведая, провел ночь с королевой. Совершив грех, Розамунда спросила Передео, за кого он ее принимает, и, услышав имя его подруги, сказала: «Ты ошибаешься, любезный, это я, Розамунда, а теперь, раз уж ты содеял