Убежище оказалось переполненным, и пахло там не слишком приятно. Молотов презрительно огляделся по сторонам: и это лучшее, что англичане могут сделать для защиты своих ценных работников? Аналогичные убежища в Москве находились на большей глубине, были прочнее, просторнее и комфортнее.

Служащие министерства освободили для дипломатов как можно больше места, но все равно было довольно тесно.

— Будем продолжать, джентльмены?

«Он что, спятил? — подумал Молотов. — Вести переговоры в присутствии всех этих людей?» Затем он сообразил, что о происходящем здесь вряд ли будет сообщено ящерам: в отличие от держав, чьи представители совещались сегодня, пришельцы из космоса не располагали давнишней шпионской сетью, чтобы вылавливать каждое слово своих соперников.

Потом Молотов вдруг понял, что опасность может таиться в другом. Он сказал:

— Я не делаю секрета, — (это означало, что Сталин приказал ему не делать секрета), — из того факта, что я встречался с вражеским командующим на его корабле вне пределов Земли. Как я и ожидал, эти переговоры оказались бесплодными. Ящеры требовали ни много ни мало как безоговорочной капитуляции, которую мы все считаем неприемлемой. Однако в ходе той встречи я узнал, что германский министр иностранных дел также вел переговоры с этим существом по имени Атвар. Я желаю знать, происходили ли подобные встречи с представителями Великобритании, Соединенных Штатов и Японии. Если да, то хотелось бы услышать об этих переговорах с ящерами. Короче говоря, не угрожает ли нам предательство изнутри?

Йоахим фон Риббентроп торопливо выругался по-немецки, затем перешел на английский. Переводчик зашептал Молотову на ухо:

— Он говорит, что обсуждал с ящерами ряд вопросов. После того огня, который обрушился на Берлин, это вполне понятно, не так ли? Однако он не совершал никакого предательства, и его возмущает сама попытка подобного обвинения. В качестве доказательства он может привести постоянное участие рейха в борьбе против инопланетных захватчиков.

— Я совсем не предпринимал попыток обвинить его, — пожал плечами Молотов.

Тем не менее он помнил: Атвар тогда упомянул, что Риббентроп оказался более сговорчивым. Теперь этот немец преподносит себя по-другому. Конечно, командир ящеров мог и солгать насчет Риббентропа — ради собственной выгоды. Более вероятно, что лгали оба.

— А что скажут остальные? — спросил Молотов.

— Я никогда не занимался делишками в духе Бака Роджерса, — сказал Корделл Халл.

— Под этим он подразумевает, что не путешествовал в космос, — пояснил Молотову переводчик.

— И никто в правительстве Соединенных Штатов — тоже. У нас были переговоры с ящерами — на низшем уровне, — но мы вели их на нашей земле, обсуждая такие вопросы, как доставка продовольствия и других невоенных грузов в районы, которые они контролируют. Мы пытаемся также наладить обмен военнопленными.

«Нежности!» — подумал Молотов. Тех немногих ящеров, которых советские войска взяли в плен, допрашивали до тех пор, пока из них можно было что-то вытянуть, а потом пускали в расход, как немцев или кулаков, обладавших важными сведениями. Что касается поставок продовольствия в районы, оккупированные ящерами, то Москве бы прокормить людей, которые еще остаются под ее властью…

Шигёнори Того говорил по-немецки. Молотов вспомнил, что у него жена-немка. Переводчик Молотова помимо английского знал и немецкий язык.

— Он говорит, что за сговор с врагами нет прощения. Риббентроп сердито посмотрел на японского представителя. Оставив это без внимания. Того перешел на родной язык и говорил еще некоторое время. В работу включился второй переводчик Молотова:

— Правительство императора Хирохито отказывается иметь дело с ящерами, кроме как на полях сражений. Мы не видим причины менять свою политику и будем продолжать сражаться до тех пор, пока не повернем ход событий в свою пользу. Мы понимаем, эти битвы могут быть трудными, и потому сегодня я здесь. Но Япония будет продолжать воевать с пришельцами вне зависимости от того, какому курсу последуют остальные державы.

— То же справедливо и для Британии, — сказал Черчилль. — Мы можем общаться с врагами на языке войны, но мы не капитулируем перед ними. Сопротивление — это наш священный долг перед нашими детьми.

— Это вы сейчас так говорите, — возразил Риббентроп. — Но что вы скажете, когда ящеры ударят по Лондону, Вашингтону, Токио или Москве тем же жутким оружием, которое уничтожило Берлин?

На некоторое время воцарилась тишина. Такого вопроса Молотов никак не ожидал от плотного, преуспевающего и глупого Риббентропа. Он заметил, что нацистский министр иностранных дел упомянул советскую столицу последней в своем списке. Раздраженный подобным обстоятельством, Молотов сказал:

— Товарищ Сталин дал обещание вести войну до победного конца, и советские рабочие и крестьяне выполнят обещание, что бы ни случилось. Во всяком случае скажу: мы сопротивлялись Германии и не дрогнем перед ящерами.

Выпуклые глаза Риббентропа вспыхнули недобрым огнем. Шигенори Того, чья страна до прихода ящеров не воевала ни с Советским Союзом, ни с Германией, находился в более выгодном положении, позволяющем ему обратиться сразу к обоим представителям:

— Подобные речи, господа, не помогают никому, кроме пришельцев. Разумеется, мы помним о своих столкновениях, но допускать, чтобы они мешали борьбе против ящеров, — это политическая близорукость.

— Я просто имел в виду, что грубой силой нас не запугаешь, — ответил Молотов. — Фактически Советский Союз и Германия уже сейчас сотрудничают в тех областях, где оба наших государства могут эффективно объединить имеющиеся у нас ресурсы с целью противостояния общему врагу.

На этом Молотов остановился. Сказать еще что-то — значит наговорить лишнего.

Риббентроп кивнул:

— Мы будем делать то, что должны делать для обеспечения окончательной победы.

За непроницаемым выражением лица Молотова скрывалась торжествующая улыбка. Он был готов держать пари: правительственная дача довоенных времен в Крыму против отправки в ГУЛАГ, что Риббентроп даже не догадывается, какое сотрудничество Молотов имел в виду.

— Вместо того чтобы ужасаться дьявольской бомбе, которой обладают ящеры, одной из. задач, требующей нашей сосредоточенной работы, является поиск способов самим сделать подобное оружие, — сказал Корделл Халл. — Я уполномочен президентом Рузвельтом сообщить вам, что в Соединенных Штатах успешно осуществляется такая программа, и мы готовы поделиться нашими достижениями со своими союзниками по борьбе.

— Соединенные Штаты и Англия уже ведут работы в этом направлении, — сказал Черчилль, добавив с оттенком самодовольства: — И участие, о котором упомянул государственный секретарь Халл, никоим образом не является улицей с односторонним движением.

Теперь на каменном лице Молотова отразилось неподдельное удивление. Прояви он такую беспечность, как Халл, он бы заработал (и поделом!) пулю в затылок. Однако американский госсекретарь говорил от лица президента. Поразительно! Молотову были понятнее ящеры, чем Соединенные Штаты. Сочетание технологического могущества, ощущаемого в словах Халла, с такой невероятной наивностью… Немыслимо и опасно.

— Мы готовы сотрудничать с любым народом в борьбе против ящеров, — сказал Риббентроп.

— Как и мы, — прибавил Того.

Все поглядели на Молотова. Видя, что молчание здесь неуместно, тот сказал:

— Я уже заявлял, что Советский Союз в настоящее время сотрудничает с Германией над проектами реализация которых пойдет на пользу обеим странам. Мы в принципе не имеем возражений против развития подобного сотрудничества с другими странами, активно сопротивляющимися ящерам.

Он оглядел тесный круг дипломатов. Риббентроп по-настоящему улыбнулся ему. Лица Черчилля, Халла и Того не изменили выражения, только у Черчилля чуть поднялись брови. В отличие от нацистского шута,