неузнаваемости. И эта лужайка, конечно, немного заросла кустами… но не настолько, чтобы мы не могли с легкостью ее расчистить.

Затем все принялись за работу — расчищали лужайку, устанавливали две небольшие палатки, разгружали автомобиль, устраивали место для костра, кухни и кладовой.

Именно тогда Поллианна начала обращать особое внимание на Джейми и бояться за него. Она вдруг осознала, что для человека на костылях бугры, рытвины и усеянные сосновыми шишками пригорки совсем не то же самое, что покрытый ковром пол, и увидела, что Джейми тоже понял это. Она заметила также, что несмотря на свой физический недостаток, он старается принимать участие в работе наравне со всеми, и это обеспокоило ее. Дважды она бросалась вперед, чтобы перехватить его, и отбирала у него коробку, которую он пытался нести.

— Джейми, постой! Позволь мне отнести эту коробку, — просила она. — Ты и так уже поработал достаточно. — Во второй раз она добавила: — Пойди и присядь где-нибудь отдохнуть. У тебя такой усталый вид!

Если бы она наблюдала внимательно, то увидела бы, как краска бросилась ему в лицо. Но она не наблюдала и потому не увидела… Зато минуту спустя она увидела торопливо приближающуюся Сейди Дин с кучей коробок в руках и услышала ее возглас:

— Ах, мистер Кэрью, пожалуйста, помогите мне донести это!

И в следующий момент Джейми, снова прилагая все усилия к тому , чтобы справиться одновременно со связкой коробок и своими костылями, спешил к палаткам.

Поллианна раздраженно обернулась к Сейди Дин, но слова протеста замерли у нее на языке, так как та, приложив палец к губам, быстрыми шагами направлялась прямо к ней.

— Я знаю, ты не подумала, — запинаясь, тихо заговорила она, когда оказалась рядом с Поллианной. — Но разве ты не понимаешь? Его задевает то, что ты думаешь, будто он не может делать все, как другие люди. Вот, взгляни! Видишь, как он доволен теперь…

Поллианна взглянула и увидела. Она увидела, как Джейми, полный оживления, ловко сохраняя равновесие при помощи одного костыля, поставил свою ношу на землю. Она увидела счастливый свет на его лице и услышала, как он бросил небрежно:

— Вот новый вклад мисс Дин. Она попросила меня донести эти коробки.

— Да, я вижу, — прошептала Поллианна, оборачиваясь к Сейди Дин, но той уже не было рядом.

После этого Поллианна часто наблюдала за Джейми, хотя очень заботилась о том, чтобы ни он, ни другие не заметили этого. И пока она следила, ее сердце сжималось от боли. Дважды она видела, как он пытался взяться за какой-то груз и терпел неудачу. Один раз это была слишком тяжелая для него коробка, в другой — громоздкий складной стол. И оба раза она видела, как он быстро оглянулся, чтобы посмотреть, не заметил ли кто-нибудь этого. Она видела также, что он, без сомнения, устает все больше и что его лицо, несмотря на веселую улыбку, бледно и слегка искажено, словно от боли.

«Как могли мы не подумать об этом! — с жаром возмущалась про себя Поллианна; слезы застилали ей глаза. — Как хватило у нас ума взять его в такое место! Жить в палатках, вот уж действительно! Это на костылях-то! Ну разве не могли мы вспомнить об этом, прежде чем поехали сюда?» Час спустя, когда после ужина все сидели вокруг костра, Поллианна получила ответ на свой вопрос. Перед ярко пылающим огнем, окруженная теплой, полной сладких запахов темнотой, она вновь подпала под чары волшебных речей Джейми и вновь забыла о его костылях.

Эти шестеро были веселой компанией и имели сходные вкусы и интересы. Казалось, не будет конца новым источникам радости, которые приносил с собой каждый новый день и среди них не последнее место занимало очарование товарищеских отношений, ставших неотъемлемой частью этой походной жизни.

Как сказал Джейми однажды вечером, когда все они сидели у костра:

— А знаете, здесь, в лесу мы, похоже, узнали друг друга гораздо лучше за одну неделю, чем могли бы узнать за целый год в городе.

— Да, я чувствую это… и удивляюсь, почему это так, — негромко откликнулась миссис Кэрью, ее глаза с мечтательным выражением следили за скачущими языками пламени.

— Я думаю, здесь есть что-то такое в воздухе, — вздохнула со счастливым видом Поллианна. — Есть в небе, лесах и озере что-то такое… ну, в общем есть, и все.

— Наверное, ты хочешь сказать, все дело в том, что здесь мы скрыты от всего остального мира, — заметила Сейди Дин странно дрогнувшим голосом. (Сейди не присоединилась к общему смеху, последовавшему за неуклюжим окончанием последней фразы Поллианны.) — Здесь все такое настоящее и неподдельное, что мы тоже можем проявить наше настоящее и неподдельное и… и быть не тем, чем считает нас мир лишь потому, что мы богаты или бедны, влиятельны или неприметны, но тем, что мы есть на самом деле.

— Хо! — с легкомысленным пренебрежением отозвался Джимми. — Все это звучит прекрасно, но настоящая причина, подсказанная здравым смыслом, — здесь нет никаких кумушек, которые сидели бы на своих крылечках, обсуждали каждый наш шаг и рассуждали между собой о том, куда мы идем и почему, и как долго там пробудем!

— Ох, Джимми, ты всегда лишаешь все поэзии! — со смехом упрекнула его Поллианна.

— Но это моя профессия, — возразил Джимми. — Как же ты полагаешь, я смогу строить плотины и мосты, если не буду видеть в водопаде ничего, кроме поэзии!

— Разумеется, не сможете, Пендлетон! А именно мост — самое главное… всегда, — заявил Джейми тоном, неожиданно заставившим притихнуть всех, сидевших у огня. Молчание длилось, однако, лишь какое- то мгновение, так как почти сразу же его нарушила Сейди Дин, весело бросив:

— Пф! Я всегда предпочту водопад без всякого моста. Мосты только портят вид!

Все засмеялись, и напряженность куда-то пропала. Затем миссис Кэрью встала:

— Ну-ка, детки, ваша суровая дуэнья говорит: «Пора спать!»

И с веселым хором пожеланий доброй ночи компания разошлась. Так проходили дни. Для Поллианны это было чудесное время, и все же самой чудесной оставалась именно прелесть дружеского общения — общения, которое разнилось в деталях, в зависимости от того, кто был с ней, но тем не менее всегда доставляло удовольствие. С Сейди Дин она говорила о новом Доме молодых работниц и о том, какую замечательную работу ведет миссис Кэрью. Говорили они и о прежних днях, когда Сейди стояла за прилавком и продавала банты и ленты, и о том, что сделала для нее миссис Кэрью. Поллианна узнала также кое-что о пожилых родителях Сейди, оставшихся в ее родном городке, и о той радости, которую Сейди, при ее новом положении, смогла внести в их жизнь.

— А по-настоящему начало всему этому положила ты! — сказала она однажды Поллианне. Но Поллианна лишь отрицательно покачала головой, решительно возразив:

— Глупости! Все это — заслуга миссис Кэрью!

С самой миссис Кэрью Поллианна тоже говорила о Доме молодых работниц и о других планах, касающихся работающих девушек. А однажды, во время прогулки в тишине сумерек, миссис Кэрью заговорила о себе и о своих изменившихся взглядах на жизнь. И как Сейди Дин, она заметила прерывающимся голосом:

— А начало всему этому положила ты, Поллианна!

Но Поллианна — так же, как в случае с Сейди Дин, — не захотела и слушать, а вместо этого заговорила о Джейми и о том, что изменил он в жизни миссис Кэрью.

— Джейми — просто прелесть, — с нежностью ответила миссис Кэрью. — И я люблю его как собственного сына. Он не был бы более дорог мне, даже если бы действительно был сыном моей сестры.

— Значит, вы все же не думаете, что он тот самый Джейми?

— Я не знаю. Мы так и не выяснили ничего окончательно. Иногда я уверена, что это он. А потом у меня снова возникают сомнения. Но сам он — дорогой мальчик! — верит в то, что он и есть тот самый Джейми. Одно, во всяком случае, не вызывает сомнений: он хорошего происхождения. Джейми, с его талантами, отнюдь не обыкновенный беспризорный ребенок, а то, как замечательно воспринял он предоставленное ему