ранчо и собственный дом. Нам незачем здесь оставаться. У нас есть дом, и куры, и сад, и там во сто раз лучше, чем здесь. И друзья у нас тоже есть. Может, было время, мы боялись, как бы не выгнали, но теперича ничуть не боимся. У нас есть свое ранчо, наше собственное, и мы можем туда хоть нынче переехать.

Женщина засмеялась.

– Враки, — сказала она. — Много я вас тут перевидала. Ежели б у вас был хоть грош за душой, вы купили бы на него спиртного и выпили б до последней капли. Знаю я вас.

Лицо Огрызка побагровело, но прежде чем она умолкла, он кое-как совладал с собой. Теперь он стал хозяином положения.

– Так я и думал, — сказал он невозмутимо. — Пожалуй, вам лучше убраться восвояси. Нам не об чем толковать. Мы свое знаем, и нам плевать, что вы об этом думаете. Так что, стало быть, лучше вам просто- напросто уйти отсюдова. Кудряшу, наверно, не больно-то понравится, что его жена болтает в конюшне с бродягами.

Она переводила взгляд с одного лица на другое, и все они были замкнуты. Дольше всего она смотрела на Ленни, и, наконец, он в смущении потупился. Вдруг она спросила:

– Откудова у тебя на роже эти ссадины?

Ленни виновато поднял голову.

– У кого… у меня?

– Ну да, у тебя.

Ленни поглядел на старика, не зная, что сказать, потом снова потупился.

– У него рука в машину попала, — сказал он.

Женщина расхохоталась.

– Ну ладно. Пущай в машину. Я с тобой еще потолкую. Страсть до чего люблю этакие машины.

– Оставьте его в покое, — сказал старик. — Все-то вам неймется. Каждое словечко Джорджу передам. Джордж не даст Ленни в обиду.

– А кто таков этот Джордж? — спросила она Ленни. — Тот маленький, с которым ты пришел?

Ленни весь расплылся в улыбке и ответил:

– Да, он самый. И он обещался, что позволит мне кормить кроликов.

– Ну, ежели тебе только этого и хочется, я сама могу найти пару-другую кроликов.

Горбун встал и повернулся к ней.

– Ну, будет, — сказал он, озлобясь. — Вы не имеете права входить к черномазому. И не имеете права подымать здесь шум. А теперь уходите, да живо. Ежели не уйдете, я попрошу хозяина, чтоб он вовсе запретил вам совать нос в конюшню.

Она презрительно глянула на него.

– Слышь ты, черная образина, — сказала она. — Знаешь, чего я могу сделать, ежели ты еще хоть раз пасть разинешь?

Горбун бросил на нее унылый взгляд, потом сел и умолк.

Но она не отступалась.

– А знаешь, чего я могу сделать?

Горбун словно уменьшился в росте и спиной прижался к стене.

– Знаю, хозяйка.

– Так сиди и не рыпайся, черномазая образина. Стоит мне слово сказать, и тебя вздернут на первом суку.

Горбун сник, съежился, потускнел — круглый ноль; такой человек не вызывает ни симпатии, ни злобы.

– Молчу, хозяйка, — тускло сказал он.

Женщина поглядела на него, будто ждала, не шевельнется ли он, чтоб снова на него напуститься, но Горбун сидел неподвижно, отворотясь, замкнув в душе самое сокровенное. Наконец она повернулась к двум остальным.

Старик не сводил с нее глаз.

– Ежели наклепаете на Горбуна, мы за него заступимся, — произнес он негромко. — Скажем, что вы все врете.

– Ну и хрен с тобой! — закричала она. — Никто не станет тебя слушать, ты сам это знаешь. Никто!

Старик присмирел.

– Да, — согласился он. — Нас никто не слушает.

– Хочу к Джорджу, — захныкал Ленни. — Хочу к Джорджу.

Огрызок подошел к нему вплотную.

– Не бойсь, — сказал он. — Похоже, ребята возвращаются. Джордж сейчас будет здесь. — Он повернулся к женщине. — А вы шли бы лучше домой, — сказал он спокойно. — Ежели уйдете, мы не скажем Кудряшу, что вы были здесь.

Она смерила его взглядом.

– А с чего ты взял, что они возвращаются? Я ничего не слышу.

– Зачем же рисковать, — сказал он. — Ежели не слышите, все одно, лучше подальше от греха.

Она повернулась к Ленни.

– Я рада, что ты проучил Кудряша. Он сам нарывался. Иногда и мне охота его двинуть как следует.

Она проскользнула в дверь и исчезла в темной конюшне. Зазвенели уздечки, лошади зафыркали, забили копытами.

Горбун мало-помалу оживал.

– Так, значит, и вправду возвращаются? — спросил он.

– Само собой. Я же слыхал.

– А я вот ничего не слыхал.

– Хлопнули ворота, — сказал старик. — Она-то умеет проскользнуть тихонько. Ей не привыкать.

Горбуну больше не хотелось разговаривать про эту женщину.

– Шли бы вы, ребята, — сказал он. — Я хочу один побыть. Должны же и у цветного быть какие-то права, даже ежели ему от них один вред.

– Эта сука не смела так с тобой говорить, — сказал Огрызок.

– Какая разница, — отозвался Горбун равнодушно. — Вы пришли, за разговором я и забыл, кто я такой. А она напомнила.

Лошади в конюшне снова зафыркали, зазвенели уздечки, и послышался громкий оклик:

– Ленни, а Ленни! Ты где?

– Это Джордж! — крикнул Ленни и с живостью отозвался: — Я здесь, Джордж! Здесь!

Через секунду Джордж появился в дверях и недовольно оглядел каморку.

– Чего это ты делаешь у Горбуна? Тебе нельзя здесь быть.

Горбун кивнул.

– Я им говорил, но они все одно вошли.

– Так почему же ты их не выгнал?

– Я не супротив, — сказал Горбун. — Ленни такой славный.

Огрызок вдруг встрепенулся.

– Слышь, Джордж! Я уже все обдумал! И даже подсчитал, сколько мы можем заработать на кроликах.

Джордж сердито поглядел на него.

– Я, кажется, предупреждал вас обоих, чтоб вы никому ни слова.

Старик сразу же оробел.

– Мы и не говорили ни слова никому, кроме Горбуна.

– Ну ладно, пошли отсюда, — сказал Джордж. — Господи, на минуту и то нельзя отлучиться.

Огрызок с Ленни встали и пошли к двери.

Горбун окликнул старика: