Насколько я знаю по собственной работе в Малом театре, можно проработать здесь не один год и достаточно успешно, но так и не стать 'маловцем', так и не стать своим в этих великих стенах. Это даже не в обиду будь сказано режиссеру или актеру, какое-то время проработавшему в Малом и ушедшему из него в силу своей 'чужести'. Говорят, даже Игорь Ильинский ощутил себя 'маловцем', лишь проработав в Малом лет пятнадцать. Ощущаете ли вы это понятие, по сути - мистическое? Когда я работал в Малом театре, я как-то изнутри, подсознательно все время ощущал эту мистику Малого театра, и может, не став по- настоящему 'маловцем', прикипел душой к вашему театру. Я чувствую, как театр прорастает сквозь каждого из вас: своими династиями, своей школой воспитания, своей величавостью, этакой мистической державностью. Я понял: нельзя, долго работая в Малом - не быть державником. Это уже становится не политическим понятием, а театральным. Чувствуете ли вы в себе эту 'маловость'? Что это такое?

Ю. С. Смотрите, какая штука. Если говорить с точки зрения мистической, наверное, в этом что-то есть. У нас - лучший в России акустический зал. Он придает свободу голосу. Он придает свободу зрителям, которые в этом зале чувствуют себя, как в настоящем театре. Когда у нас был ремонт, многие строители, архитекторы говорили: давайте мы поменяем вам потолок над зрительным залом. Там были тоже какие-то дефекты. И раз мы тут все ремонтируем, то давайте заново весь потолок сделаем. Но есть какая-то неестественная сила, которая обнаруживается в рассказах старых актеров, с которыми нам посчастливилось работать: Светловидов, Владиславский и многие другие, - они говорили, что в Малом театре есть какая-то своя аура. В зрительном зале витают духи людей, которые когда-то выходили на эту сцену. Их неслышимые голоса и невидимые души присутствуют здесь и помогают артисту. Это кроется и в самих стенах, и в самом потолке. Поэтому, когда нам предложили менять потолок и стены, мы хором закричали: ни в коем случае, нет, нет, нет! Мы не хотели выпустить дух из наших стен. И, наверное, немаловажная победа наша в том, что мы настояли, не разрешили строителям трогать всю верхнюю часть зала. А она оказалась из прекрасного дерева. Это, как дека в хорошем рояле, держит звук. Наверное, существует и еще что-то. Вот совсем недавно я вычитал в газете, что в пирамидах через две тысячи лет можно, вскрыв звуковые ходы, услышать голоса фараонов. Этот звук в пирамиде жил тысячи лет.

Я после этой заметки о пирамидах окончательно уверился, что звук ушедших актеров находится и в Малом театре. И это, конечно, придает тебе уверенность в игре. Иногда выходишь на сцену - не каждый спектакль, а в какие-то трудные минуты - и что-то неестественное тебе помогает. Залезает в тебя куда-то, так глубоко, что ты сам это и не объяснишь никому. Заставляет тебя приподняться над самим собой, над какими-то мелкими театральными проблемами, интригами, над всеми бедами и горестями, какие у тебя есть... Причем это чувствую не я один. Все актеры, умеющие понять мистику Малого театра, начинают иногда рассказывать: бывает какая-то неестественная сила, которая как бы тебя берет и несет... Я верю, что это есть.

В. Б. Эта мистика существует, как я понимаю, и для зрителей. В любом театре есть удачные спектакли, есть восторженные зрители, но спектакли Малого театра, все без исключения: и удачные и не очень удачные, втягивают зрителя в свою ауру, которую не так просто и объяснить. Иной раз и артисты не блещут, играют неровно, и постановка средняя - а все равно какая-то атмосфера мистическая затягивает тебя в это действо, и ты уходишь просветленным и одухотворенным.

Но если отойти от мистики и поговорить об ансамблевости труппы Малого театра, то мы тоже увидим некую необычность, некую корпоративность огромнейшего коллектива. Не будем отрицать разные методы формирования труппы. Вот Олег Ефремов, как тренер сборной по футболу, собрал в своем театре лучших актеров из десятков других театров, и какое-то время держалась сборная звезд, которая ныне совсем распалась. Но она была, и успех был. В Малом театре такого я представить не могу. Даже если собрать в Малом лучших актеров мира, из этого ничего не получится. Актер Малого театра воспитывается совсем по- другому. Может быть, поэтому 'маловцев' редко приглашают в кино и на телевидение, с ними трудно работать. Они и в кино несут свою 'маловость'. Именно поэтому, в отличие от трагедий других театров: раскол МХАТа, раскол Таганки, раскол театра Ермоловой и так далее, - в Малом, несмотря на гигантскую труппу, несмотря на свои проблемы, на свои актерские противоречия, такого раскола быть не могло. И ухода из Малого театра истинных 'маловцев' быть не может. Как вы считаете, Юрий Мефодиевич, благодаря чему Малый театр так легко проходит сквозь все эти человеческие, театральные, режиссерские и другие дрязги и конфликты? Почему он сохранился, в отличие от МХАТа и Большого - тоже признанных столпов русского искусства?

Ю. С. Думаю, в этом нам опять помогают наши традиции. И то, что мы не выпустили из стен нашего театра все то, что здесь находится и витает. Ведь развалился МХАТ в новых стенах, и Таганка тоже. Рассказывают случаи, когда наши знаменитые старухи: Рыжова, Турчанинова, Массалитинова, Пашенная, они же очень ревниво относились друг к другу, как все вообще таланты, это понятно, и не были они, скажем откровенно, дружны, но когда речь шла о Малом театре и когда нужно было что-то сделать для коллектива, для театра в целом, - они, эти старухи, объединялись в такой кулак, что могли не то чтобы открыть любую дверь, они вышибали любые двери... И никогда им не было отказа.

В. Б. Может быть, такая корпоративность и есть основа любой державности? Может быть, это и есть принцип русской государственности корпоративность при сохранении полной индивидуальности каждого из граждан?

Ю. С. По крайней мере, в театре всегда было мощное единение во имя театра. И, совершив очередное большое дело для театра, эти маловские великие старухи вновь расходились. То есть корпоративность Малого театра тоже одно из качеств, которое помогает Малому театру оставаться единым коллективом. Осталось, по традиции, и желание помогать друг другу, хотя сейчас очень трудно, и мы живем - впрочем, так же, как и все, испытываем разные трудности, - но не было еще, насколько я знаю, отказа в помощи. Если с человеком случалось какое-то несчастье, театр всегда первым шел навстречу - независимо от того, нужна помощь народному артисту или молодому техническому работнику. Для нас разницы нет, это член нашего коллектива.

В театре, как вы помните, есть субординация и служебная, и этакая династически-театральная, она и должна быть. Но мы никогда никого не бросали. Это, наверное, тоже те традиции, которые составляют наш театр.

В. Б. Это и есть та державность, о которой мы говорили. Такая же державность, корпоративность существует в крупных старых фирмах Японии, в Германии. Может, все ваши принципы необходимо перенести сегодня на всю Россию? Хватит нам разрушать - надо сохранять лучшее. Надо воспитывать в наших руководителях вот эту 'маловскую' державность. Я бы в обязательном порядке сводил российских руководителей всех рангов и политических направлений на вашу историческую серию спектаклей о государстве Российском. Кстати, откуда у вас взялась эта серия спектаклей? Специально задумывалась или же непроизвольно проросла из атмосферы вашего театра? Это же не только трилогия великого драматурга А.К.Толстого, которая никак не ниже шекспировских хроник, но и спектакли о Петре и Алексее, Николае II, о князе Серебряном. Как вырастала эта царская сюита?

Ю. С. Специально мы о ней не думали. Сначала нам хотелось, чтобы была вся трилогия Толстого, а потом в нашей жизни, в жизни государства произошли резкие перемены, нам захотелось разобраться в причинах этих великих российских перемен XX века. Появились новые данные о гибели Николая II - и возникла пьеса, далеко не совершенная. Это же был еще 1989 год. Еще не было книг, не было нынешней информации, но было желание разобраться в российской истории. Мы пошли на это. Хотя мы видели недостатки пьесы. Автор ее совсем не драматург по профессии, он - врач. Но материал был настолько достоверен, что мы в него поверили. Малый театр никогда не держит кукиша в кармане. Мы - открытый театр. И в спектакле '...И аз воздам' о гибели Николая Второго мы тоже работали без намеков. Мы искали правду. Мы хотели посмотреть в глаза правде, что с нами произошло. У нас много есть хорошего, есть и недостатки. Как от этого избавиться? Мы так и поставили этот спектакль. Он неоднозначно был принят коллективом. Неоднозначно был принят и вне коллектива. Нас критиковали многие и по-разному. И слева, и справа. Одни нас объявляли монархистами и великодержавниками, национал-патриотами и шовинистами, другие - антисоветчиками и фальсификаторами истории. Но мы выстояли и - победили. Это наша история, это наши беды и горести. Потом у нас возникла уже целая концепция - мы увидели, что пошли правильно. Оказалось, что и 'Князь Серебряный' того же Алексея Толстого, вписывается в эту серию исторических спектаклей. Поэтому мы легко взяли пьесу о Петре I. Все стало работать на целое. Сложился большой исторический пласт. Пьесы написаны прекрасными авторами, их нельзя заподозрить в фальшивке. Таким