из 'Шатунов'. А вот что мы находим в 'Блуждающем времени': 'Не будет смерти - не будет и религии. Даже если просто жизнь будет длительна, крайне длительна. Все равно - всей мистике будет конец. То есть, не ей конец, а люди бросят этим заниматься... Мир наш станет замкнутым, как пещера без выхода, но жить в ней будет сладко, жирно, безопасно, а главное - смерти нет...' Не согласна с таким утверждением душа Мамлеева. Вот почему его и тянет на другой край, где пахнет тленом и смертью, но зато есть выходы во все стороны. Он как бы обосновывает наш новый эстетический экстремизм. Находя его повсюду, во всей современной новой прозе. Главное для него - сохранить Русскую культуру. 'Можно сказать: не будет Русской культуры - не будет и России. Армия, церковь, культура вот та сакральная 'троица', от судеб которых зависит и судьба России.'. Своим подходом к бытию человеческому он схож с Андреем Платоновым, чего, впрочем, и не скрывает. Он всегда находит у Платонова близкое ему спасение в 'пропасти', в 'бездне': 'например, символично и грозно в этом отношении звучит текст, что 'мужички'... хотели спастись навеки в 'пропасти котлована'...' И когда он отчетливо видит тупик нынешней жизни, для него всегда есть надежда выхода России в своем упырстве, 'даже в 'великой, темной и пьяной', 'окаянной' Руси привкус самоценности, той самоценности, которая есть или может быть в любой форме русской жизни... и которая заставила Блока написать знаменитые строчки:

Да, и такой, моя Россия,

Ты всех краев дороже мне.

Вспомним подобные строчки у Сергея Есенина, у Василия Розанова о необходимости любви к падшей, грешной, грязной России. Обглоданной и облеванной ... Он ищет самое древнее в русском сознании и пытается через окаянство, через национальное упырство проникнуть в 'невидимое древнее мировоззрение', которое исчезло давно в Европе, но которое проявляется в современной России. Страшно, конечно, в современном Чикатило видеть спасителя русской жизни. Но реакция на Чикатило, противодействие или взаимодействие с Чикатило может же вызвать в душе у русского человека тот сакральный Хаос, который, по Мамлееву, и 'является источником хаоса русской жизни' (все имеет свою оборотную сторону), но на самом деле этот Сакральный Хаос не только придает русской истории и динамике русского бытия непредсказуемые черты и повороты, но и защищает Россию. Защищает ее от мирового порядка, идущего извне, или от порядка, который исчерпал себя, или от засилия порядка вообще... И такой порядок никогда не победит хаос, ибо хаос больше порядка...' Вот стратегия нашей экстремальной прозы. Там, где нет никакой веры властям, там, где царит коррупция и бюрократия, там, где старый советский порядок и даже любая имитация его, как в нынешнем левом движении, исчерпали себя, - там русская жизнь сохраняется лишь благодаря Сакральному Хаосу, в любом его понимании. Тут я бы вспомнил не только прозу самого Юрия Мамлеева, но и Анатолия Афанасьева с его 'Ужасом в городе' и 'Московским душегубом', Александра Трапезникова, Сергея Алексеева, а с другой стороны все того же Владимира Сорокина или даже Баяна Ширянова, или же таких королей детектива, как Виктор Пронин, Андрей Константинов или же Вячеслав Рыбаков... Русская идея в изложении Мамлеева включает в себя многое, отнюдь не ограничивается 'окаянством' и запредельной Бездной, там и Восток с его загадками, и Космологическая Россия, пять так называемых концентров, образующих скрытое единство Руси. Может быть, я сознательно обхожу эти ключевые для доктрины Мамлеева философские истины, ибо и сам не философ, но и в нем вижу постоянно не столько философа, сколько мистического 'окаянного' прозаика, вполне убедительно доказывающего необходимость на сегодня именно такой экстремальной прозы. Упырь на время становится в центр спасения Святой Руси. Представляю, как на меня за эту идею набросятся наши литературные ортодоксы, но кто из них сегодня способен к живому сопротивлению все застилающему 'новому мировому порядку'? Как пишет Юрий Мамлеев: 'Можно без преувеличения сказать (учитывая, например, состояние современного человечества), что самое худшее в русских - это то, что они люди, а самое лучшее - то, что они русские. И чем скорее мы - на своем высшем уровне, конечно, - вырвемся из оков этого 'общечеловеческого'... тем ближе мы будем к осуществлению своих предназначений'. Скажу честно, я не сторонник многих произведений из этой экстремальной прозы, и вообще из положений упырской концепции жизни в России, но, признавая их враждебность мировому порядку, я лишь вижу в них какой-то временный неизбежный спасительный выход. Вот пример: даже интеллектуалы из чубайсовского окружения позорно погорели в так называемой 'книжной сделке', по сути, на весь мир заявив о себе как о взяточниках. Что уж говорить о мохнатых лапах наших чиновников из всех контор и министерств? Любо мне это? Нет, конечно. Я их всех ненавижу. Но со всей своей 'мохнатостью' даже чубайсы не вписываются в цивилизованный мировой порядок. Их упырство чересчур заметно и неприемлемо для западного мира. И значит, даже если еще немало лет Россией будут править упыри чубайсовского типа, они с неизбежностью оттолкнут от себя Запад, не вписавшись своей вороватой мохнатостью в их корректный и строгий мир законов и правил. Не случайно же весь мир вопит о 'русской мафии'. Это лишь один из примеров мамлеевского 'окаянства', которое даже в запредельной злобе своей приносит пользу вечной России. Ибо, сохранившись в отторгнутом цивилизованными странами виде, мы со временем, избавившись от 'мохнатых' заправил самым простым чикатиловско-ежовским методом, мы вернемся к своим русским законам и правилам. Так комиссары на семьдесят лет удержали Русь от вторжения мирового порядка, так удерживает Русь в уединении от мира уже десять лет ужасом своего непотребства ельцинско-чубайсовская 'русская мафия', кто придет им на смену? 'Отсюда и вытекает тот русский 'сверхъестественный патриотизм', который, часто, будучи скрытым, вдруг взрывным путем выходит на поверхность и спасает Россию от смертельных врагов и неожиданных кошмарных обстоятельств...' Тайная вера в Россию удерживает всех нас от окончательного поражения, а в чем она? - никто и не знает... Бог не дает слиться, смешаться, не дает стать такими, как все... В результате эта вера в Вечную Россию, по Мамлееву, приводит к очередным культурным 'взрывам' в стране. И эти 'взрывы', упырские по сути своей, как всякие взрывы - могут '...только укрепить историческую Россию,.. и если 'мир' идет к гибели, то это не должно быть участью России...'

Юрий Мамлеев предлагает даже не национализм какой-то дремучий, а нацио-центризм, исходя из которого Россия сама сформирует свое человечество, отринув остальное человечество монстров. Даже если весь остальной мир погибнет, то Россия останется, ибо она существует и вне территорий. 'Вечная Россия неуничтожима, и неуничтожима реальность ее воплощения на разных уровнях... Россия неуничтожима так же, как неуничтожим Абсолют и Запредельная Бездна, ибо Россия - реализация их немыслимой связи!' Мамлеев считает, что Россия не может быть нормальной страной, тем более такой, 'где доминирует западная профаническая цивилизация'. Именно новый русский хаос и приведет к новому сильному государству в России. То есть, как бы в ответ на действия Чикатил, в ответ на чубайсовское упырство и даже в ответ на запредельную, вызывающую блевотину экстремальную прозу Ширянова и Сорокина, вынуждено будет выстоять сообщество новых сильных и героических людей, где средней нормальности места нет.

Я думаю, книгу 'Россия вечная' будут еще долго разбирать философы, филологи и политологи всех мастей, погружаясь в разного рода метафизические, эзотерические глубины. Мне сейчас не до этого. Я вижу новую литературу и вижу философа, хоть в чем-то ее объясняющую, даже доказывающую ее необходимость для новой сильной России. Писатели-упыри, мыслители-упыри и даже самые обыкновенные упыри со своим запредельным погружением в подземную Русь, в царство Грязи, как в тех же книгах Елены Прокофьевой и Татьяны Ениной, по-настоящему объясняют суть нынешнего трагического состояния России. Неверие, тотальное неверие во все нынешнее: в нынешнюю политику, в нынешнюю экономику, в нынешнюю власть, в нынешнюю армию, неизбежно родит новую сильную веру, и эта вера, конечно же, придет через Русскую Культуру, которую сегодня еще плохо переваривают наши традиционалисты. Эта упыристая 'окаянная' культура по сути своей куда более традиционна, чем все святыни традиционалистов, зависающие в девятнадцатом столетии. Мамлеевские уродцы, убивцы и просто люди анормального бытия, как считает давний друг Мамлеева Александр Дугин, 'это русский народ, беременный метафизическим бунтом... Руша, он освобождает сокровенное нутро. Преступая, он жертвенно размазывает по горизонтали самого себя...' Продолжу я сам: его упыри - это и есть русский народ в своих бескрайних, беспредельных состояниях, всяческими способами спасающийся от всех мировых порядков и чиновных доктрин. Упыри спасли Россию и от железной хватки Петра Великого, хотя хватало упырства и в самом Петре, и от комиссаров двадцатых годов, ныне они спасают ее от, может быть, самого страшного хищника, мировой закулисы. Но и всесильная закулиса со своими миллиардами бессильна перед длинными руками убивца Юлия или же перед простодушием ножа Федора Соннова. Эта новая русская экстремальная проза вызывает шок и чувство омерзения, может быть, это блевотина пьяницы перед его окончательным протрезвлением? Может, это и есть приближение к русской апокалиптичности? Да, мы, русские, сегодня вызываем куда больший страх у всего цивилизованного мира, чем тогда, когда были супердержавой, но смиряющей свой хаос