потому что мудрые считают, что таким образом в племя попадает новая свежая кровь. Кроме того, женщинам любопытно узнать, что собой представляют чужаки. Разве тебе не знакомо такое любопытство?

Элиз подумала о Рено, о том, как она трогала его татуировку в первую ночь, и почувствовала, что краснеет.

— Да, пожалуй, — чуть слышно ответила она.

В воздухе чувствовался запах древесного дыма и готовящейся пищи. Почти в каждой хижине кипел на огне котелок с едой, а в некоторых и не один. Кое-где уже обедали, хотя у индейцев не было единого времени приема пищи, кроме как в дни праздников. Люди ели, не дожидаясь других членов семьи, тогда, когда чувствовали голод. Самый высокий столб дыма поднимался над коптильней. Прохладный, сухой яркий день был хорош для копчения мяса, и над небольшим огнем висели куски оленины, медвежатины, опоссума и даже крокодильи хвосты.

В одной маленькой хижине пылал огромный очаг, в котором разогревались большие камни. Элиз заглянула в приоткрытую дверь и спросила, что там.

— Это парная баня, — сказала Маленькая Перепелка. — Вода наливается на раскаленные камни, и получается пар. Сюда ходят, когда надо снять очень сильное утомление или чтобы очиститься. Сейчас баню готовят для Ночного Ястреба.

Элиз не сразу осознала, что проход сквозь строй собираются превратить в целую церемонию. Ей показалось, что это еще хуже, еще опасней.

— Днем он будет поститься, — продолжала Маленькая Перепелка, — затем пробудет несколько часов в парной, а ночь проведет в храме.

Элиз резко обернулась к индианке:

— Но ведь это его ослабит!

— Наоборот. Это поможет ему сосредоточиться на том, что его ждет, и, значит, облегчит испытания.

— Я могу что-нибудь сделать, чтобы помочь ему?

— Вы уже достаточно сделали. — Молодая женщина отвернулась.

— В чем дело? — нахмурилась Элиз. — Что я сделала?

— Ничего.

— Маленькая Перепелка, пожалуйста!

Индианка резко повернулась и посмотрела на Элиз своими темно-карими глазами.

— Вы хотите знать, что я об этом думаю? Я боюсь за Ночного Ястреба, очень боюсь! Военным вождем хотел быть Лесной Медведь, но женщины убедили старейшин в совете, и они избрали брата Большого Солнца. Вот и получилось, что Лесного Медведя послали за человеком, который всегда был его соперником, всегда был лучшим воином, хотя он начез только наполовину. Вы дали Лесному Медведю повод для того, чтобы покончить с Ночным Ястребом. Уж он-то постарается сделать все, чтобы Ночной Ястреб не поправился после испытания! Сейчас моему народу не нужны коварные, хвастливые люди, ему нужен умный, смелый и твердый вождь. Без него мы пропадем. Если Ночной Ястреб умрет, вина за это падет на вашу голову и вы будете ответственны за судьбу начезов!

— Я не могла и предположить, что так может случиться…

— Сразу видно, что вы не из начезов — иначе бы подумали об этом.

— Да, — сказала Элиз с жесткой ноткой в голосе. — Я не из начезов.

Они стояли и смотрели друг на друга с недоверием, словно враги. Прохладный ветер приподнял юбку Элиз и обнажил ее ногу до бедра, но она не заметила этого, не ощутила мурашек, побежавших по коже, потому что внутри у нее был еще больший холод. Вокруг них индейцы занимались своими делами: рубили дрова, точили оружие, перекликались друг с другом. Ничего не изменилось, но Элиз внезапно остро ощутила, что она француженка и находится среди врагов. В таком опасном положении она еще никогда не была.

— Элиз! Ах, Элиз!

Она повернулась на крик. Растрепанная, путаясь в порванных юбках, к ней бежала мадам Дусе. Она бросилась к Элиз и, рыдая, схватила ее за руки.

Элиз обняла ее, полная сочувствия.

— Что случилось? Скажите мне!

— Мой маленький Шарль! Они его убили! Это его они задушили, жестокие чудовища, задушили такого маленького, ах, мой бог, такого малыша… Ни за что, просто так. Я говорила вам! Я знала, что все так и было. Я знала…

— Пожалуйста, успокойтесь, я умоляю вас.

Элиз гладила мадам Дусе по плечу, а у самой слезы наворачивались на глаза. Она от всей души сочувствовала горю этой несчастной женщины, ей живо представлялась ужасная картина, нарисованная ее бессвязными словами. Глубоко вздохнув, Элиз сказала:

— Подумайте о своей дочери.

— Да, я должна быть сильной, — пробормотала мадам Дусе. — Моя бедная дочь! Потерять ребенка таким образом! Я боюсь за нее. Она слабенькая, а ей приходится так тяжело работать, так тяжело… Я должна помогать ей. Я ей нужна. Но, Элиз, мне так жалко своего бедного маленького внука! Он остался жить после этой ужасной резни, а они убили его. Они убили его! Убийцы, ох, все они жестокие убийцы!

В этот момент Элиз показалось, что мадам Дусе права. Что было общего у них с этими людьми? Почему ее должно волновать их одобрение или осуждение? Какое ей дело до того, что завтра одного из них будут бить палками из-за нее? Если бы Рено не стал ее удерживать силой, этого не произошло бы. Она француженка и принадлежит своему народу.

Элиз обернулась к Маленькой Перепелке и холодно спросила:

— Могу ли я навестить дочь мадам Дусе?

— Конечно, идите.

— Благодарю за любезность.

Несмотря на то что ей так легко удалось уйти из-под надзора, сам визит был очень неудачен. Дочь мадам Дусе заболела от горя. Кроме того, у нее гноилась рана на голове, а индейцам она не позволяла себя лечить. Едва сознавая, где находится, она не узнала свою гостью. Худая, как привидение, грязная, она лежала на скамье в маленькой хижине, которая стояла в стороне даже от жилья простолюдинов.

Возле скамьи сидело еще несколько француженок, которые весьма сдержанно поздоровались с Элиз. Казалось, они не доверяют ей, потому что знают о ее отношениях с Рено, знают ее историю. Было видно: в душе они возмущены тем, что она свободно ходит по поселку, одетая в индейское платье, живет в хижине брата Большого Солнца, а ее длинные блестящие волосы падают ей на плечи, тогда как их волосы остригли в знак того, что они рабыни. Казалось, француженки считают ее в какой-то степени предательницей. Однако они не хотели наживать себе врага в ее лице, а с другой стороны, не хотели терять надежду на ее помощь. Тем не менее француженки не считали возможным обращаться с ней как с равной, как с рабыней начезов.

Элиз с горечью подумала, что, похоже, у нее, как и у Рено, больше нет своего народа…

Деревня проснулась рано. Шум голосов, лай собак, треск погремушек, сделанных из тыквы, пронзительные звуки тростниковых свистков долетали до хижины. Элиз лежала, уставившись широко раскрытыми горящими глазами на закопченный потолок. Она почти не спала в эту ночь.

Через некоторое время Элиз встала. Накинув плащ, она развела огонь, а затем, постояв над ним несколько минут, чтобы согреться, стала одеваться. Она думала о том, что в этот момент делает Рено, что чувствует. Боится ли он предстоящего испытания так же, как она? Или же он в самом деле полон решимости проверить свои силы?

Элиз решила, что не пойдет смотреть, что просто не вынесет этого зрелища. Она же не дикарка, привыкшая к таким вещам, ей невыносим вид избиваемого человека. Она останется в хижине, пока все не закончится. Возможно, нужно приготовить все для ухода за раненым. Она обязана помочь ему — ведь во всем этом есть доля ее вины. От Маленькой Перепелки она еще прежде многое узнала о лечении травами, принятом у индейцев, а здесь, в хижине, все нужные травы были под рукой, они висели, привязанные к