слова, такие любезные и ничего не значащие, звучали непривычно и как-то принижали его в ее глазах.

— Я не уверена.

— Что же теперь тебе не нравится?

Он открыл табакерку и взял щепотку табака. Вопрос прозвучал как-то жалобно, но взгляд остался твердым и проницательным.

— Пожалуй, предпочитаю твои собственные волосы, даже в перьях, — неуверенно проговорила она.

— Ну, так ты их получишь.

Он резко повернулся, будто намереваясь тотчас уйти и снять парик, но Элиз схватила его за рукав:

— Нет-нет! Ты… ты выглядишь как настоящий кавалер, очень привлекательный. Просто я очень удивилась.

Рено отложил табакерку и достал из рукава носовой платок, чтобы вытереть пальцы.

— Так я очень привлекателен, да? — усмехнулся он.

— Ты это прекрасно знаешь.

— Но я не знал, что ты это заметила.

Элиз вопросительно взглянула на него:

— Это что, новый способ обольщения?

— Совсем нет. Его уже несколько лет практикуют при дворе.

— Мне он не нравится.

Рено развел руками:

— Тебе не нравились мои грубые приставания, теперь ты возражаешь против самого изысканного обращения. Тебе не угодишь!

— Совершенно верно. И не надо стараться.

— Отчего же? Скажи, что я сделал не так, и я все исправлю.

Что он сделал не так? Ну, уж этого она ему ни за что не скажет! Ее неудовольствие было вызвано почти неосознанным желанием расстегнуть его жилет, снять кружевную рубашку и посмотреть, по-прежнему ли грудь его разрисована варварскими татуировками.

Отвернувшись от света, чтобы скрыть выступивший на щеках румянец, Элиз сказала:

— Все в порядке. Просто я не ожидала увидеть ничего подобного. Позволь сказать, что у тебя очень красивый дом, и я очень признательна тебе за заботу.

— Опять лесть? Ты меня испортишь!

— Нет, я говорю искренне. Ты создал настоящее чудо в пустыне. Расскажи мне, как тебе это удалось. Но сначала я хотела бы знать, откуда здесь такая прекрасная одежда и прочие женские принадлежности?

— В этом нет никакой тайны, — сказал он, подводя ее за руку к дивану. — Все оставила моя последняя гостья.

— Как мне повезло, что у нас с ней почти одинаковый размер!

— Да, действительно, — Рено произнес это с нарочитой небрежностью, и Элиз искоса взглянула на него. — По счастливой случайности с ней была горничная, пожилая женщина, которая носила тот же размер, что и мадам Дусе. Боюсь, правда, одежда, оставленная ею, не сравнится с той, что на тебе, — она выдержана в мрачных тонах. Однако, поскольку мадам в трауре, может, она не станет возражать.

— Но почему эти две леди оставили такие чудесные вещи? В Луизиане такие платья редкость, и не думаю, что они оставили их по собственному желанию.

Элиз знала, что одежда здесь ценилась очень высоко. Ее практически никогда не выбрасывали; даже вышедшая из моды, она являлась частью наследства. Учитывалось все до последнего носового платка.

Рено быстро взглянул на Элиз, но она неотрывно смотрела на мраморную фигурку на столике у дивана.

— Ты права, они не нарочно оставили здесь свои платья. Эти женщины умерли от лихорадки.

— Обе? — с нескрываемым изумлением спросила Элиз.

— Обе. Они болели недолго. Уверяю тебя, опасности заразиться нет.

— Ты меня успокоил. — Он лгал, и Элиз знала это, но не понимала, к чему все эти загадки. Она решила копнуть глубже и спросила: — У тебя часто бывают гости?

— Нечасто.

— Значит, изредка бывают? И среди них — женщины?

— Иногда жены сопровождают своих мужей.

— Какие же они смелые, если отваживаются забираться в такую глушь!

— Ты так говоришь, — заметил он, — будто не веришь мне.

— Разве?

— Если ты полагаешь, что женщина, оставившая это платье, была кокоткой, которая прибыла сюда, чтобы скрасить мою скуку, ты ошибаешься.

Элиз заинтересованно посмотрела на него.

— Надо же, вот об этом я не подумала! Разве подобная женщина рискнет отправиться в такую даль? Боюсь, что нет, если только не получит щедрого вознаграждения.

В его глазах на мгновение вспыхнула и тут же погасла искорка веселья и таинственности.

— Ты считаешь, что просто пообщаться со мной в конце путешествия было бы недостаточно?

— Сомневаюсь.

— Могла бы по крайней мере притвориться, что не исключаешь этого!

— Я имела в виду только то, — любезно пояснила она, — что кокотка рассчитывала бы на денежное вознаграждение — кроме всего прочего.

В этот момент открылась дверь и вошел Паскаль. С грохотом захлопнув дверь, он большими шагами направился в глубину комнаты, но внезапно остановился, заметив Рено и Элиз. По-видимому, он не в первый раз видел хозяина, одетого как фразцузский аристократ, так как сразу узнал его. Он неуклюже поклонился Элиз, взял предложенный Рено бокал с вином и принялся бродить по комнате.

Очевидно, никто предусмотрительно не умер, чтобы обеспечить Паскаля свежей одеждой, поскольку на нем был камзол Рено, о чем свидетельствовали слишком длинные рукава. Его собственный жилет и бриджи, хоть и были вычищены, являли собой жалкое зрелище в сравнении с роскошным бархатом камзола и новыми чулками, обтягивающими ноги.

Элиз не прислушивалась к разговору, который завязался между торговцем и Рено. Ей было досадно, что обсуждение возможных посетительниц Рено отвлекло ее от выяснения вопроса о происхождении одежды.

Но зачем Рено так старался отвлечь ее, если эта одежда, как он говорит, не принадлежала его содержанке? Или он посеял сомнения на этот счет, чтобы скрыть правду? Мысль эта Элиз не понравилась. Конечно, ее не касается, даже если здесь перебывали десятки женщин, но и ввести себя в заблуждение она не позволит. Ах, как бы ей хотелось сорвать с себя это платье и швырнуть ему в лицо! Но такое зрелище может доставить ему слишком большое удовольствие. Элиз пришлось ограничиться негодующим взглядом, в ответ на который Рено лишь насмешливо приподнял бровь.

Обед показался Элиз роскошным — особенно по сравнению с тем, чем они питались в пути. Стол был накрыт камчатной скатертью, сервирован тяжелым серебром, фарфором, хрусталем. Гостей обслуживал лакей в ладно пригнанной ливрее, обязанностью которого было предложить сочное мясо и душистый соус, наполнить бокалы, смахнуть крошки и, если нужно, подлить гвоздичной воды в чаши для омовения рук.

Мари Дусе сидела очень прямо, щеки ее горели от возбуждения. Это была ее стихия — светское общество, — и даже мрачное серое платье с черными оборками и тяжелые воспоминания не могли помешать ей наслаждаться. Наблюдая за ней, Элиз надеялась, что здесь, вдали от всего, что напоминало ей об утрате, эта женщина сможет снова обрести душевный покой. Она не была сильной личностью, а горе и трудности почти расстроили ее рассудок.

Генри посадили рядом с мадам Дусе. Какой у него был благородный вид! Волосы перевязаны сзади черной лентой, на плечах вышедший из моды, но изящный камзол — наверное, один из тех, что Рено носил в детстве. Встретившись с Элиз глазами, Генри улыбнулся. Взгляд его был полон восхищения.

Похоже, теплая постель и хорошая еда на всех подействовали благотворно. На другом конце стола,