можете запретить публике знать об этом.

— Не могу? — Джулия выхватила фотокамеру из рук женщины. Отвернувшись от налетевшей на нее репортерши, пытающейся вернуть свою собственность, Джулия вытащила из камеры пленку, засветив ее. После этого она вернула камеру.

— Возьмите и уходите. Если еще раз увижу вас на съемочной площадке, вас арестуют за вторжение в частное владение.

Разобравшись с репортершей, Джулия посмотрела туда, где были Рей и Саммер, и увидела, что они вместе с Аннет направляются в пустующий зал ожидания. Она слышала низкий голос Рея, видела, как Саммер смотрела на него — с надеждой, доверием, любовью. Девочка держала за руки Рея и свою мать и больше не плакала.

Зато плакала Джулия. Правда, слезы были у нее в душе. Она просто тонула в них — и в глубокой, захлестывающей волне страстной нежности, принесшей их. Она любила этого удаляющегося человека, человека, способного понять ребенка и ответить на его чувства. Она любила его за все — за силу, доброту, юмор. Она любила его за то, что он делал для других, и за то, что он делал для нее. Она любила его, даже если это ничего не меняло.

Джулия оперлась о стену и прикрыла глаза. Ее трясло. Может быть, это было от слабости; возможно, она пыталась сделать слишком много за слишком короткое время. А может быть, это было последствие шока. Но все остальное явилось причиной безумной ярости, охватившей ее.

Саммер была такая ранимая, так нуждалась в любви и все же обладала большой смелостью. Любой, кто попробует наехать на нее, получит отпор в два счета.

Осознав это, она еще кое-что разглядела. Это был последний маленький кусочек головоломки, которую она мысленно складывала.

И теперь, разобравшись во всем, она знала, что ей нужно делать.

Если уж ей предстоит быть мишенью, она должна вести себя соответственно. Вот это уже была рациональная Джулия. Возможно, это было не самое мудрое решение, но она уже устала от мыслей, устала от ожидания того, что произойдет в следующий момент, и страха, что будет не в состоянии что-либо изменить. Но больше всего ее раздражало, что всеми ее действиями руководил гнев, гнев от мысли, что кто-то может посягнуть на то, что принадлежит ей, использовать ее собственность в своих интересах и остаться безнаказанным. Кроме гнева, она ощущала жалость, но предпочитала не думать об этом.

Она позвонила в мотель в Гонзалесе вскоре после того, как вернулась в дом тети Тин. Позвонив, она долго сидела, пытаясь сочинить письмо о том, что она делает, но которое одновременно не спугнуло бы дичь. Она долго размышляла, кому его адресовать, но особого выбора не было. Существовал только один человек, который наверняка сделал бы все, что необходимо. Она запечатала письмо в конверт и написала на нем имя тети Тин.

Юбка-хаки и блузка, которые были на ней, не годились. Она быстро разделась и, бросив одежду на кровать, вытащила свой темно-серый чемодан. Достав джинсы и футболку в бело-синюю полоску, она натянула их, потом надела носки и спортивные тапочки. В последнюю минуту она повязала вокруг талии вязаный хлопчатобумажный свитер — в тот вечер в воздухе ощущалась какая-то неподвижность, предвещавшая дождь.

Саммер вернулась домой вместе с Донной, поскольку Аннет, после разговора в больнице, решила добровольно пройти обследование по антинаркотической программе. Она сказала, что хочет изменить свою жизнь ради дочери, и это казалось лучшим действием для начала. Позже Донна отправилась домой проведать своих детей. Джулия слышала, как бубнит телевизор в спальне тети Тин, и решила, что это, наверное, Саммер смотрит его. Тетя Тин, как обычно, была на кухне. Рей еще не вернулся после дневных съемок и никому не сказал, куда собирается.

Джулия не желала делать никаких поспешных действий. Она прошла в павильон, а через него — в спальню. Саммер лежала на кровати в пижаме и выцветшем домашнем халате, очень смахивающим на халат тети Тин, и смотрела какое-то шоу. Ее носик все еще был красным, а глаза припухли от слез, но сейчас она казалась вполне успокоившейся.

Джулия несколько секунд понаблюдала за ней, размышляя о том, как все обернулось и как мало можно что-то изменить. Наконец, она вошла в комнату.

— Саммер?

Девочка подняла голову и слабо улыбнулась.

— Ты не могла бы кое-что сделать для меня?

— Думаю, да.

— Выжди около часа, потом передай тете Тин вот это. Можешь сделать так?

— Конечно. — Девочка взяла конверт, посмотрев на него с легким любопытством.

— Убедись, что она получила его. Это важно.

— Ладно.

Джулия замешкалась, раздумывая, нужно ли сказать что-нибудь еще. Но это могло испугать девочку. Она повернулась, чтобы выйти из комнаты, и улыбнулась через плечо.

— Спасибо, милая.

— Куда ты? — окликнула ее Саммер.

— На ловлю змей, — вырвалось у Джулии, но она тут же поправилась: — Не обращай внимания, это шутка. Просто немного поработаю.

Она уже дошла до лестницы на задней галерее, когда услышала шлепанье босых ног за спиной.

— Джулия! Подожди!

Джулия резко обернулась. Понизив голос, она спросила:

— В чем дело?

— Ты на съемочную площадку? — Глаза девочки казались слишком большими на ее маленьком личике.

— Вроде того.

— Но ведь уже почти стемнело.

— Я знаю, но я ненадолго.

— Но ты ведь только что вышла из больницы, и не из игрушечной.

— Со мной все в порядке. Не беспокойся.

— Разве ты не боишься?

Выражение обеспокоенности на лице Саммер было трогательным. Джулия поднялась к ней по ступенькам и обняла ее одной рукой. Она призналась:

— Да, немного, но все будет хорошо. Я буду осторожна. Только не забудь отдать конверт тете Тин.

Девочка согласилась, хотя в глазах ее все еще было сомнение. Она побежала обратно в дом, а халат тети Тин волочился за ней по полу. Джулия посмотрела ей вслед. Когда дверь за Саммер закрылось, она быстро вышла к своей машине.

Проезжая в ворота на съемочную площадку, Джулия помахала охраннику. Припарковавшись у вагончика, она повернула ключ в замке зажигания и выключила фары. Она сидела в темноте и смотрела на большой, какой-то нескладный автомобиль, стоящий перед ней. Он казался темным и пустым, как и три другие, запаркованные по соседству, после участия в сегодняшних съемках возле больницы.

Все ушли. Лодочный клуб был закрыт, только над входом горела желтая лампочка. Офис и грузовик с гардеробом были пусты. У лодочного пирса на привязи стояли два катера с каютами, а ялик тихо постукивал о сваю, к которой был привязан. Больше ничего не шевелилось. Единственной живой душой здесь, кроме нее, был охранник, вернувшийся в будку читать газету, как только Джулия проехала за ворота.

Джулия вышла из машины, легонько хлопнув дверью. По пути к вагончику она перебирала ключи, отыскивая подходящий к замку. Сунув ключ в замочную скважину, она повернула его и распахнула дверь. Она помедлила, заглянула внутрь, но там было тихо и темно. Перешагнув через железный порожек, она вошла в помещение и зажгла свет.

Никого.

Вздохнув, она двинулась к обеденному столу, чтобы положить на него свой заплечный мешок. Потом вернулась, закрыла дверь и заперлась изнутри. Как всегда, дневная жара нагрела металлический вагончик.