— Слышу тебя, Цвай.

— Гость на подходе.

— Понял тебя, Цвай!

— Драй вызывает Ахт.

— Ахт на связи.

— Нулевая готовность! Повторяю — нулевая готовность! работать по моей команде. Оружие применять в крайнем случае. «Объект» по возможности брать живым. Но главное — бомба!..

— Да ясно, ясно — не в первый же раз!..

Прохожий подошел к подъезду, оглянулся, будто бы любуясь окрестными фонарями, вытащил из кармана ключ и открыл им дверь.

Тут же в подъезде вспыхнул свет, который будет гореть, пока он не зайдет в квартиру, а потом сам собой потухнет. Экономные все-таки ребята немцы — во всем!

Дверь бесшумно закрылась.

Человек стал не спеша подниматься по лестнице.

И все было тихо и спокойно. Было — безмятежно.

Пока…

Скоро все будет ясно… Вот он — момент истины, когда все тайное становится явным! Теперь они непременно повылезут из своих щелей, как тараканы, идущие ночью на водопой. Или не повылезут… Что тоже хорошо. Что еще лучше!

Шаг.

Другой.

Третий…

На подходах они брать его не станут — не дураки, — дадут подняться на этаж, возможно, войти в квартиру. Может быть, даже продемонстрировать свои намерения. Им ведь, кроме него самого, нужны доказательства его преступных деяний. Все у них тут по закону — не взял с поличным, не убедил судей, что перед ними бандит и извращенец, значит — приноси извинения и отпускай на все четыре стороны.

А раз так, то они постараются довести все до последней грани.

Первый этаж.

Второй…

Интересно, где они схоронились, — если есть. Соседи «объекта» — тихие на вид бюргеры. Справа — старичок божий одуванчик, в котором еле душа держится, слева — пожилая чета. Может, они в его квартире попрятались?..

Или все же нет никого?

Третий…

Надо бы чуть побыстрей идти.

Четвертый этаж…

Дверь.

Звонок.

Указательный палец вдавил кнопку.

За дверью тренькнуло… Еще раз.

Тишина.

Что они там все — вымерли?

Послышались глухие шаги.

Нет, идут…

Дверь приоткрылась.

Человек сделал шаг вперед и, вытянув вперед руку с коробкой, сунул ее в дверь.

И в тот же миг все пришло в движение!..

Двери соседних квартир одновременно распахнулись, и из них выскочили бравые ребята в пиджачках, с поддетыми под них бронежилетами. Выскочили и в мгновение ока оказались перед нежданным «гостем», цепко ухватив его за руки. А один обжал его удерживающие коробку пальцы своей рукой и что было сил сжал, не давая возможности разжать их.

В коробке что-то плюхнуло и перекатилось.

А снизу, с улицы, топоча подошвами ботинок по ступеням, уж бежали мужички, высыпавшиеся из автобуса. В руках у них были резиновые дубинки, на боках болтались короткие пистолеты-пулеметы.

Быстрей…

Быстрей!..

Лестничная площадка мгновенно заполнилась людьми так, что повернуться негде было. «Гость» стоял, распластанный и размазанный по стене, испуганно оглядываясь по сторонам. Его песенка была спета!..

Но тут из-за спин бойцов спецподразделения и из-за того, в халате, мужчины, что открыл дверь, вылез Herr Baumgartman.

Бывший в прошлом полковником Городцом.

— А ну пустите меня! — орал он почему-то по-русски. — Пустите к этой падле, я с ней по-своему потолкую!

Его, конечно, не пускали, оттирая назад, отчего полковник все больше ярился.

— Ну вы чего? Ну дайте мне на него хотя бы взглянуть!

— Nain… nain! — вежливо объясняли Herr Baumgartrnan. Но он лез на рожон, силясь прорваться к своему, с которым, возможно, был знаком, обидчику.

Не знал полковник немецких порядков. Вернее, недооценил их.

— Halt! — рявкнули на него. И еще раз: — Halt!

И кто-то из «рексов», дабы призвать его к порядку ткнул полковника резиновой дубинкой в живот.

Отчего полковник охнул.

И обиделся.

— Ты кого, падла?.. Ты кому хальт?!

И оттолкнул обидчика.

Чуть не рассчитав сил. Отчего тот ткнулся каской в стену. Что можно было квалифицировать уже как открытую, направленную на представителя органов правопорядка при исполнении им службы агрессию. И поступить в соответствии с параграфом семь дробь пять служебной инструкции. Потому что в Германии все регламентируется инструкциями, параграфами и подпараграфами, даже то, что в голову не придет!

Согласно параграфу семь дробь пять к нарушителю можно было применить силу. Отчего его тут же приперли к стене, ткнув в поясницу дубинку. «Рексам» было все равно, кого арестовывать и сколько — одного или двух. Хоть трех. Сегодня их натравили на русаков, а этот, кажется, тоже был русаком. Допустившим жест агрессии.

Полковника припечатали к стене, расплющив по ней, как амебу, наддали коленом под зад, нажали на спину и стали обстукивать карманы.

— Да вы что, козлы, я же свой! — возмущался Herr Baumgartman. — Вы ж меня защищать должны, падлы нерусские, а вы мордовать?!.

За что тут же вновь получил дубинкой по темечку, да пребольно. От чего — в смысле от удара, — кровь прилила ему в голову. А тут еще прозвучал памятный всякому русскому по отечественной истории и патриотическим фильмам окрик:

— Hende hoch!

Чего уж стерпеть было вовсе невозможно!

— Чего? Кому ты — хенде? Мне — хох?