Я добежала до лифта, где лифтер служил мне гарантией безопасности, хотя и был всего лишь мальчишкой. Он улыбнулся мне, и я почувствовала себя виноватой. Не подвергаю ли я его опасности, просто находясь рядом? Вдруг Михаил убьет кого-нибудь другого, добираясь до меня?

Мальчик высадил меня в третьем классе, и я снова побежала. Глупо, конечно, — он никак не может преследовать меня тут. Но вечерний свет в коридоре показался мне не таким ярким, и я вообразила, что за спиной раздаются шаги.

Нет. За спиной действительно послышались шаги.

Я бежала все быстрее и быстрее, и шаги тоже ускорялись. Дверь в третий класс находилась прямо передо мной. Чтобы ее отпереть, придется остановиться, и в это время он меня догонит. Сердце колотилось как сумасшедшее, я решила повернуться и драться…

Резко повернулась и никого не увидела. И ничего не услышала.

Это эхо. Эхо моих собственных шагов.

Я рассмеялась над своей глупостью, но смех прозвучал как-то очень жалко, а сердце продолжало колотиться. Всю дорогу до каюты ноги мои дрожали.

В каюте было темно, пожилые норвежские леди уже спали, а Мириам еще не вернулась. Может быть, теперь моя очередь дразнить ее «ночными приключениями»? Но нет, еще совсем не так поздно. Наверное, они с Джорджем просто гуляют по палубе. Я могла бы сходить в столовую и посмотреть, не устроили ли там снова вечер танцев, но слишком устала, чтобы получить от этого удовольствие.

Этой ночью я хотела только спать.

Я надела ночную рубашку. Когда тонкий ситец скользнул мне на плечи, я вспомнила, в чем спала вчера — в нижней одежде, влажной от пара. И вспомнила Алека, запертого в турецких банях, снова превратившегося в волка. Воющего. Чудовищного. Ужасного.

Но когда я вспоминала, как болезненно дается ему превращение… когда представляла, через какую он проходит агонию (как Михаил), не имея ни выбора, ни надежды… нет, я не могла бояться Алека. Я испытывала только сострадание.

Уже собравшись залезть на свою верхнюю койку, я услышала шуршащий звук под дверью, посмотрела и увидела сложенный лист бумаги, просунутый в щель.

Какой-нибудь корабельный информационный листок? Я нахмурилась, опустилась на колени и взяла его. Сквозь щель под дверью проникало достаточно света, чтобы прочитать написанное.

На листке крупным почерком было написано:

12 апреля 1912 г.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — спросила Ирен в пятый раз за утро.

— Конечно, мисс Ирен.

Хотя чувствовала я себя отвратительно и выглядела примерно так же. Прошлой ночью я все-таки уснула, но ненадолго и не крепко, а когда в каюту вошла Мириам, у меня чуть разрыв сердца не случился. Еще пару дней без сна и еды, и Михаилу не придется меня убивать: я сама умру до того, как мы войдем в порт.

Ну ладно, тут я немного преувеличиваю, мне и раньше приходилось много работать без нормального отдыха и еды, но я выглядела бледной, и Ирен, конечно, это заметила.

Она отдыхала в кресле на палубе, придерживая рукой широкополую соломенную шляпу. Леди Регина куда-то отошла — вероятно, заискивала перед графиней Ротской, или леди Дафф Гордон, или еще кем- нибудь вроде них. Лейтон, скорее всего, играл в карты с Михаилом. И мать, и брат предпочли бы, чтобы Ирен налаживала связи с другими аристократами либо напрашивалась на покровительство богатых мужчин. Вместо этого она читала взятую в корабельной библиотеке книгу.

— Слушай, Тесс, — сказала Ирен, — ведь сегодня у тебя выходные полдня, так? Так почему бы тебе не уйти прямо сейчас?

До начала моего выходного оставалось не меньше часа.

— Вы уверены, мисс Ирен?

— Совершенно уверена. Только скажи Неду, чтобы он пришел и забрал меня, а то я опоздаю на ланч.

Она улыбнулась мне, откровенно радуясь возможности остаться совсем одной. Это удовольствие для нас обеих, сообразила я.

— Спасибо, мисс.

Я быстренько сделала реверанс и пошла в свою каюту. Мысль добираться туда самостоятельно немного пугала, но Михаил не ждет, что я освобожусь прямо сейчас, кроме того, корабль живет, бодрствует и полон энергии. Первый класс элегантен и утончен, прогулочная палуба представляет собой настоящий модный бульвар, но и третий класс, когда я до него добралась, тоже бурлил энергией. Казалось, что каждая мать и каждый отец вывели своих отпрысков из кают погреться на солнышке. Пока я шла по коридору, две маленькие девочки — судя по огненно-рыжим волосам, ирландочки — промчались мимо меня, причем одна тащила куклу ростом в половину себя.

Мириам в каюте не было, зато там находились обе норвежские леди. Они рядышком сидели на нижней койке и листали старый потрепанный альбом. Мы обменялись дружелюбными улыбками, ставшими нашим главным способом общения, и я занялась делом.

Никакого форменного платья на несколько благословенных часов. Прежде всего я нырнула в свою сумку, чтобы вытащить то, в чем собиралась провести этот день, то есть то, что обычно надеваю в свои выходные: простое темно-синее платье, которое сшила себе сама, с высоким воротом и достаточно свободное, чтобы отец не счел меня грешницей, собравшейся пойти по стопам сестры. Оно бы прекрасно подошло для нескольких часов на палубе третьего класса.

Но сегодня я пойду в первый класс. С Алеком. Никто ничего не скажет, если я надену это платье, но я не хочу. Так что я нырнула еще глубже в сумку, на самое дно, и нащупала кружево.

Один из немногих плюсов работы горничной у леди — время от времени хозяйка отдает ненужную ей одежду. У меня есть пара старых кожаных перчаток Ирен, вишневого цвета, пусть даже кончики пальцев и ладони в них потерты. Она подарила мне свое старое теплое пальто, когда оно вышло из моды — в середине январе вопросы моды волновали меня меньше всего. А несколько месяцев назад леди Регина