После завтрака, взбодрённый тремя чашками кофе, Квиллер поднялся к себе в номер и угостил сиамцев кусочком ветчины, которую стащил в столовой. Затем он написал тысячу слов о миниатюрной мебели для кукольных домов, которые, честно говоря, были не в его вкусе, хотя он и восхищался искусством, терпением и творческими исканиями тех, кто их создавал. Он также позвонил Джуниору Гудвинтеру и попросил оставить место для фотографии на второй полосе. На этом снимке была старомодная спальня с камином, кроватью и домоткаными ковриками. Имелся здесь умывальник с полотенцами размером в один дюйм, малюсенькие кувшин с тазом и совсем уж крошечная мыльница. Мыло изображала таблетка аспирина.
В ожидании звонка от Ника Квиллер поставил видеокассету с записью «Пиратов», которую дала ему Ханна, — хотелось освежить в памяти сюжет, действующие лица и диалоги. Сиамцы поднялись на башню понаблюдать за белками: ведь на телеэкране не было ни птиц, ни животных.
Квиллер выключил видео и поспешил вниз, чтобы узнать последние новости.
— Ну что же, у шерифа меня попросили смотаться в морг и опознать тело. Я также захватил с собой журнал регистрации постояльцев, но кто знает, достоверна ли эта информация. Я вспомнил, что Хэкет носил большие электронные часы, — вот и все, чем я мог помочь. Я очень хорошо знаю ребят шерифа и хотел задать им несколько вопросов, но там крутились детективы. Вы, журналисты, — единственные, кто может безнаказанно задавать вопросы.
— Это вовсе не означает, что мы получаем ответы.
— Может, в газете будет что-нибудь новенькое. Мы получаем её в два тридцать. Полагаю, что к хижине все время подкатывают полицейские машины и уезжают прочь. Огородили её лентой.
— Вероятно, снимают отпечатки пальцев.
Они там сделают и отпечатки носа Коко.
— Как поживают кошки? — спросил Ник.
— Угомонились со вчерашнего вечера — пока сегодня утром Никодим не нанёс визит вежливости.
— Не расстраивайся. Он будет оставаться в нашем коттедже, пока вы не переедете в хижину.
Квиллеру нужно было убить время до обеда с Барб Огилви, и он принялся бесцельно бродить вокруг гостиницы.
Остановился при виде белки, которая яростно рыла ямку. Ямка была такой глубокой, что передняя беличья лапка исчезала из виду всякий раз, как на поверхность извлекалась ещё одна горстка земли. Потом, опустив туда какое-то сокровище, белка зарыла ямку, утрамбовала землю и замаскировала тайник опавшими листьями.
Система сигнализации «Из-под пера Квилла» сработала, указывая на тему для пятничной колонки: «Белки! Они никого не оставляют равнодушными!»
Можно взять интервью у постояльцев гостиницы. Такая колонка напишется сама собой. Письма с откликами читателей посыплются в редакцию газеты, приводя в восторг Арчи Райкера.
— Превосходно!
Между тем в холле гостиницы молоденькая студентка Мускаунтского колледжа развила лихорадочную деятельность. Она работала неполный день в «Щелкунчике». Сейчас девушка занималась устройством выставки, раскладывая экспонаты в стеклянных витринах. Эта выставка должна была развлечь гостей, поджидавших, когда освободится столик в ресторане.
Предыдущая экспозиция представляла собой собрание фотографий, на которых был показан особняк Лимбургеров, каким он был до того, как Фонд Клингеншоенов его переделал. Снаружи — крошащийся кирпич, забитые досками окна, двор в зарослях сорняков… и белки. Внутри — тёмные стены, громоздкая мебель, привезённая из Германии, часы с кукушкой и картонки с мусором. Фотографии были дополнены немецким фарфором и резьбой по дереву — эти несколько вещиц решили оставить, когда всё вывозили из особняка.
Сейчас практикантка по имени Кэти, горевшая энтузиазмом, размещала в витринах коллекцию щипцов для колки орехов. Надпись, набранная на компьютере, гласила: «Чёрный орех — крепкий орешек, его трудно расколоть».
— Молодец, Кэти, — одобрил Квиллер. — Если вы не станете президентом международной ассоциации отелей, то обязательно найдетё себе работу в качестве художника по витринам.
— Вы всегда говорите такие приятные вещи, мистер К.!
— Где вы раздобыли эти артефакты?
— Мне одолжил их мистер Абернети.
— Эту витрину можно запереть? — Квиллер вспомнил о часах с кукушкой, которые похитили из здания перед реконструкцией, хотя они и были обещаны Обри Скоттену. Бедолага много отдавал и мало просил. Надо бы похлопотать, чтобы он получил обещанные часы.
Когда в холл прибыл свежий выпуск «Всякой всячины», газеты моментально расхватали. На первой полосе красовались лестница из чёрного ореха и белка, заглядывавшая в окно. Возможно, она устроила себе гнездо между башней и крышей мансарды. Фотографу повезло, что она попала в кадр.
В колонке новостей сообщалось: хотя тело, найденное в Блэк-Крик, пока не опознано, полиция установила, что это не местный житель. Другими словами, это был приезжий, пользовавшийся вымышленным именем.
Выставка автопортретов третьеклашек освещалась весьма подробно. Как и предсказывал Квиллер, картина в бледных тонах на снимке получилась неудачной, однако бильд-редактор постарался компенсировать неважное качество фотографии. Надпись гласила: «Раскрасьте мои волосы жёлтым. Раскрасьте мои глаза голубым. Раскрасьте моё платье розовым. Или посетите Центр искусств до 30 июня и выясните сами, почему пастель Лизы Лапорт заняла первое место».
Что касается приза зрительских симпатий, то его завоевал мальчик по имени Робб Кэмпбелл. Он изобразил себя с густой щёткой волос, торчащих во все стороны, как у соломенного чучела, оттопыренными ушами и широкой ухмылкой, обнаруживающей отсутствие одного переднего зуба.
Квиллер подождал до пяти часов, когда репортёры возвращаются с уловом в редакцию, позвонил в фотолабораторию и поздравил Роджера с великолепным снимком винтовой лестницы.
— Да… хорошо… Однако это прежде всего заслуга белки.
— А нет ли каких новостей из полиции?
— Угу… Не могу сейчас говорить, Квилл. У меня идёт проявка.
— Увидимся позже.
«Угу» Роджера означало: тому есть что рассказать. И Квиллер решил, что позвонит Мак-Гиллеврэю домой после обеда с Барб Огилви.
В шесть часов он дождался свою гостью, которая припарковалась на автостоянке гостиницы, и вышел её встречать.
— Вы так галантны! — воскликнула она. — Вы просто исчезающий вид!
— Я бы предпочёл быть видом, которому грозит опасность, — ответил он. — Это звучит не так безнадежно… Вы шикарно выглядите, Барб. — Она была в ярко-красном, и он подумал: «Интересно, как это будет сочетаться с бледно-коралловыми стенами и скатертями?»
Когда их проводили за столик, все головы повернулись в их сторону. У некоторых был удивленный вид. А где же Полли?
— Впервые вижу эту гостиницу, — сказала Барб. — Фрэн хорошо здесь поработала. Мне бы очень хотелось взглянуть на резную лестницу, фотография которой есть в сегодняшней газете.
— Она в частном номере — и не на виду… Что вы будете пить сегодня вечером?
Она спросила «Маргариту» — не очень популярный в Мускаунти коктейль.
— Мне кажется, когда мы виделись в последний раз, у вас на безымянном пальце было кольцо с большим камнем, — заметил он.
— Это дело прошлое!
— Очень плохо. Все думали, что вы с Барри Морганом — идеальная пара.
— Я была идеальна для него, но он не был идеален для меня!
