увидев отрицательный жест Александра. — Неужели любовь благородной служительницы Иштар не привлекает тебя? — помолчав, сказал жрец, обманувшийся в своих чаяниях.

— Не привлекает! — коротко ответил македонец.

— Прости, о владыка, если осмелюсь спросить запретное по неведению твоих божественных путей… — Жрец умолк в нерешительности, и переводчик остановился, будто споткнувшись.

— Продолжай, я не наказываю за неудачные слова, — сказал Александр. — Мы с тобой из разных народов, тем важнее понять друг друга.

— Говорят, единственная женщина, которую ты здесь избрал, — это афинская блудница. Неужели ничего не значит для тебя знатность, целомудрие, освященное божеством?

— Та, о ком говоришь ты, не блудница в вашем понимании, то есть не доступная любому за определенную плату женщина. В Элладе все свободные женщины разделяются на жен, хозяек дома и матерей, с другой стороны — гетер, подруг. Гетера знает много разных искусств: танца, пения, умения одеться, развлечь разговором, стихами, может руководить пирушкой — симпосионом. Гетера окружена художниками и поэтами, черпающими вдохновение в их красоте. Иначе говоря, гетеры дают мужу возможность приобщиться к красоте жизни, стряхнуть с себя однообразие обычных дел.

— Но ведь они берут деньги и отдаются!

— И немалые деньги! Искусство и долгое обучение стоят много, врожденный талант — ещё больше, и мы это хорошо понимаем. А в выборе мужчин гетера свободна. Может отдать себя за большую цену, может отказать, может не взять никакой цены. Во всяком случае, Таис нельзя заполучить на ложе так, как ты предлагаешь свою «целомудренную» Шаран.

Жрец быстро опустил глаза, чтобы не выдать вспышки гнева. Разговор прервался, и Александр до конца действа остался неподвижен и безразличен, как и вначале.

Всю неделю, до выхода конных сил, Таис убеждала Птолемея взять её в поход. Птолемей пугал гетеру невероятными опасностями пути через неведомые горы, населенные дикими племенами, трудностью непрерывного марша с излюбленной Александром быстротой, ненужностью всех этих тягот. Она сможет поехать с удобствами в обозах Пармения. Таис считала, что хоть одна женщина-афинянка должна присутствовать при захвате священной и недоступной столицы тех, кто разорил Элладу и продал в рабство десятки тысяч её дочерей. Мужи, они сами по себе и за себя, а из жён лишь она одна способна совершить этот поход, закалившись в пути и обладая великолепным конем.

— Для чего ты подарил мне иноходца? — спрашивала она лукаво и задорно.

— Не о том я мечтал! — сердился Птолемей. — Всё получилось не так… впереди не предвидится конца походу.

— Разве Александр не будет зимовать в теплой Парсе?

— Так ведь «зима» здесь два месяца! — ворчал Птолемей.

— Чем ты больше славишься как военачальник, тем становишься несговорчивей. Скажи лучше, что боишься гнева Александра!

— Приятного мало, когда он загорается яростью…

Таис задумалась и вдруг оживилась:

— Я поеду с тессалийской конницей. Там есть друзья, и они укроют от глаз Александра. А Леонтиск, их начальник, — только воин, не полководец, и не боится ничего и никого! Решено, ты ничего не знаешь, а встречу с Александром в Персеполисе я беру на себя…

Птолемей в конце концов согласился. Гораздо труднее удалось Таис уговорить Эрис остаться без неё в Вавилоне. Она была готова бежать за конницей — немыслимое предприятие, которое погубило бы всё дело.

На счастье, Гесиона подружилась с Эрис. Две бывшие жрицы нашли, должно быть, общее друг в друге. С помощью фиванки мрачное упорство Эрис было преодолено. Гесиона обещала приехать к подруге, если она останется в Персеполисе, и привезти с собой обеих рабынь и Салмаах. «Рожденная змеей» с прежним наслаждением каталась на кобыле и даже танцевала с ней, хотя и не столь искусно, как Таис.

Гетера тщательно собиралась под руководством Леонтиска и своего старого приятеля лохагоса, ныне вступившего в строй во главе своей сотни — именно той, с которой ехала Таис. Путь предстоял немалый — пять тысяч стадий отделяли Вавилон от Персеполиса, через болота, горы, плоскогорья и ущелья.

Если бы афинянка не проехала на своем иноходце ещё большее расстояние, может быть, ускоренный поход такой дальности и устрашил бы ее. Но сейчас она нисколько не колебалась и ни о чем не тревожилась, когда поздним осенним рассветом поцеловалась с Гесионой, обняла безмолвную Эрис, и Боанергос, высоко расстилая по ветру чёрный хвост, понесся по пустынным улицам Вавилона, чтобы присоединиться к отряду тессалийцев за воротами Ураша по дороге в Ниппур.

Суза, построенная на холмах, с центральной высокой частью наподобие Акрополя Афин, пробудила в Таис желание хотя бы один день подышать благословенным воздухом Эллады, взойти на мраморные лестницы храмов, укрыться от солнца в афинских галереях — стоях, продуваемых чистым дыханием моря. Ещё больше напоминали о прошлом празднество и бег с факелами, разрешенные Александром несмотря на его нетерпение двигаться дальше, на юг. Александру необходимо было прийти к Персеполису раньше, чем Дарий успел бы подвести туда войска для отражения передовых сил македонцев и спасения казны. И полководец показывал пример неутомимости в седле и пешем походе, покидая коня, чтобы пройти один-два парасанга рядом с пехотинцами.

Когда слева, на востоке, показались покрытые снегом горные пики, а долины стали более крутыми и изрезанными, македонцы столкнулись с яростным сопротивлением персидских войск. На перевале, с обеих сторон стесненном крутыми склонами, называемом Воротами Парсы, войско Александра задержала наскоро возведенная каменная стена. Атаки македонцев персы отразили одну за другой. Александр остановился. Верхняя короткая дорога оказалась непроходимой.

Великий полководец отправил Филотаса с частью войска по нижней дороге, чтобы захватить переправу и навести мосты через реку Араке — последнее крупное препятствие на подходе к Персеполису.

Сам Александр, благодаря дружескому отношению местных горных племен, которых он не тронул и даже простил им первое нападение на македонцев, прошел горными тропами с гетайрами, тессалийской конницей, агрианами и критскими лучниками в тыл отряду, оборонявшему ворота Парсы. Атакованные с двух сторон, персы разбежались. Путь к реке лежал открытым.

Таис, вместе с двумя сотнями тессалийских конников, попала в отряд Филотаса, подвергшийся нападению невесть откуда взявшейся азиатской конной орды. Македонцы сначала даже не поняли, с кем имеют дело.

В предрассветном сумраке Таис въехала на бугор в сопровождении лохагоса и второго сотника. Они остановились, увидев расстелившуюся впереди равнину. Вдруг обоих сотников точно сдуло ветром. Они поскакали вниз, призывая боевыми воплями свой отряд от подножия холма. Не сразу заметила афинянка орду полуголых всадников, бешено мчавшихся по серой сумеречной равнине. Лошади расстилались среди зыблющейся травы, мчась бок о бок, плотной лавиной. Их серые контуры казались волнами на реке, поднявшейся в половодье, среди клонящейся под ветром высокой сухой травы.

Страх закрался в мужественное сердце гетеры. Призрачная орда, молча несущаяся навстречу македонцам… Не были ли то выходцы из подземных далей Аида, воскрешенные колдовством здешних жрецов — магов?

Навстречу грозному потоку всадников ринулись конники Александра. Дикий вой, поднявшийся к небесам, отрезвил Таис. Как бы отвечая на вопль, слева, из-за гор, вспыхнули лучи рассвета, озаряя вполне реальное побоище. Тессалийцы бросились к востоку, отрезая азиатов от гор, справа ударили агриане, а в стиснутую этими клещами середину вклинилась пехота с гигантскими копьями-сариссами в 14 локтей длины. Бой окончился, как все схватки конных сил, очень быстро. С криками злобы и ужаса нападавшие понеслись обратно, наградив македонских воинов множеством превосходных, хотя и плохо объезженных низийских