Два человека с копьями преградили дорогу колеснице. Эгесихора помчалась прямо на них… Люди отпрыгнули в сторону, а в это время кто-то, скрывающийся в ветвях большого дерева, бросил копьё в Эгесихору. Она упала мгновенно, сраженная насмерть. Гесиона плохо помнит дальнейшее. Она думала только об одном — увезти Эгесихору в город к госпоже. Наверное, она остановила разбежавшуюся четверку, развернула её на узкой дороге, когда убийцы явились снова. Кто-то ранил ее, метнув нож. Она умчалась, несмотря на льющуюся кровь. Оставив далеко позади своих преследователей, она замедлила бег лошадей и намотала вожжи на выступ арбилы, чтобы вытащить копьё из тела Эгесихоры. С усилием она вырвала оружие, и тут ей стало дурно. Глаза перестали видеть. Она вцепилась в борт колесницы, стараясь не свалиться, напоминая себе о бегущих позади убийцах. В этом состоянии и нашла её Таис. Сами боги привели госпожу сюда, иначе убийцы настигли бы колесницу. Таис, не отвечая на рассказ Гесионы, только ниже склоняла голову, до крови кусая губы.
Тем же бешеным галопом они пронеслись по людным улицам под испуганные крики и угрозы едва спасшихся прохожих и носильщиков, оставляя за собой клуб густой пыли. Вихрем подлетела четверка к воротам Стратопедона. Воин на страже, одуревший на солнцепеке, не двинулся, узнав четверку Эгесихоры. Заметив нечто неладное, он нерешительно наклонил копье, преграждая путь. Таис и не подумала сдерживать озверелых коней. Со стуком полетел выбитый из рук щит, хрустнуло под колесами копье, отброшенный к столбу спартанец дико завопил, поднимая тревогу. Колесница промчалась через обширный двор военных упражнений к огороженному решетчатым барьером навесу. Здесь обычно сидел стратег Эоситей. В глубине навеса помещалось его жилье. Эоситей, привлеченный криками тревоги, выскочил из- под навеса. Не в силах остановить тетриппу, Таис заставила её вильнуть в сторону и зацепила осью за решетку. С треском полетели куски сухого дерева, колесница сокрушила ограду и, задев за столб, остановила лошадей, которые взвились на дыбы, размахивая передними копытами и закидывая оскаленные морды. Со всех сторон сбегались переполошившиеся военачальники. Из барака около ворот высыпал и построился отряд гоплитов — воинов в металлической броне. Гесиона проскочила в ворота следом за колесницей и подскакала на помощь к Таис. Та и не думала справляться с лошадьми, предоставив это помощникам Эоситея.
Афинянка спрыгнула с колесницы прямо под ноги остолбенелому стратегу.
— Убийца, гадостный трус! — закричала она, вытягиваясь перед гигантом во весь свой небольшой рост и тыча в него указующим пальцем. — Иди, смотри на дело твоих рук! — Таис показала на колесницу. От удара о столб тело Эгесихоры перекатилось назад и сползло по подножке. С головой, улегшейся на массу золотых волос, с широко раскинутыми руками спартанка казалась спящей в неудобной позе после утомительной поездки. Её жизненный путь оказался коротким — всего двадцать пять лет прожила она на свете, и её изумительная красота недолго радовала людей.
Эоситей опомнился. Схватив за руку Таис, он рванул её в тень в глубине навеса.
— Ты сошла с ума, женщина! Как ты смеешь обвинять меня, потомка спартанских царей, знаменитого воина?
Таис презрительно расхохоталась и обратилась к собравшимся у сломанной решетки потрясенным воинам.
— Вы слышали лживые слова гиены?! Подосланные им убийцы схвачены, они уже сознались во всем!
Таис говорила с такой непоколебимой уверенностью, что Эоситей посерел.
— Умолкни, скверная блудница! — взревел он, зажимая рот Таис огромной ладонью. Гетера крепкими зубами укусила его за пальцы, и стратег заорал ещё громче, отняв руку.
— Золотоволосая не хотела больше быть с ним, а вам надо покидать Египет, — торопливо объясняла Таис, — тогда он подкупил трех… — Афинянка едва успела отклониться от могучего кулака. Тут Гесиона, полунагая, вся в крови, с воплем «Я свидетельница!» прыгнула на плечи Эоситею, вцепившись ему ногтями в глаза. Стратег сорвал ее, как кошку, отшвырнул в угол и, не помня себя, устремился на Таис, выхватив широкий каликийский нож. Таис поняла, что сейчас будет убита. Не испытывая страха, она стояла перед гигантом, пристально глядя ему в глаза, в экстазе мстительного бесстрашия.
— Остановись, стратег! — прикрыл собою Таис неведомо откуда взявшийся Менедем.
— Прочь, щенок, раб потаскухи! Эй, хватайте гнусную бабу!
Никто из воинов не двинулся, несмотря на знаменитую спартанскую дисциплину. Все любили Эгесихору и Таис, и слишком похоже было на правду обвинение.
Эоситей дико оглянулся, понял, что нерешительность грозит разоблачением. Оттолкнув Менедема, он схватил Таис за хитон, с треском рвущейся ткани потащил к себе и получил такой пинок в грудь от Менедема, что отлетел и упал, ударившись головой об стену. Когда он вскочил, на его лице не было ни страха, ни злобы. Машина убийства, воспитанная с детства, проснулась. Искусный воин, он обманул безоружного силача боковым выпадом кинжала и, внезапно извернувшись, припадая на согнутую ногу, нанес страшный удар снизу в печень.
Точно в тяжком беспробудном сне, Таис увидела, как обмякли могучие мышцы верного её атлета. Будто сломавшись, сцепив руки над раной, Менедем упал на колени, изо рта его хлынула темная кровь. Эоситей нагнулся, стараясь вытащить глубоко вонзившееся оружие. В этот момент Менедем из последних сил нанес Эоситею удар по темени обеими сомкнутыми в пальцах руками. Последних сил в теле умирающего атлета осталось ещё столько, что шея стратега хрустнула и он свалился к ногам Таис, вытянув вперёд, как для последнего удара, руку с окровавленным кинжалом.
Таис склонилась над Менедемом. Воин смотря на неё широко раскрытыми тускнеющими глазами, успел улыбнуться ей. Каждый истинный эллин умирал с улыбкой, всегда потрясающей иноземцев. Губы Менедема шевельнулись, но Таис не разобрала ни слова. Свет погас для нее, и Таис в беспамятстве упала на широкую грудь Менедема, прижавшись к нему щекой.
Военачальники спартанцев молча подняли Таис, передав её на попечение Гесионы. Менедем был мертв, а Эоситей глухо мычал, мотая головой, не в состоянии двинуть парализованными ногами и руками.
Главный помощник стратега, спартанец знаменитого рода, подошел к Эоситею, вынул меч и показал ему. По священному веками обычаю лаконцы всегда добивали своих смертельно раненных сих согласия, если они были в сознании. Стратег глазами попросил смерти, и через мгновение его не стало.
Гесиона привела в чувство свою госпожу и умоляла её обождать, пока заместитель стратега не даст повозку. Гетера оттолкнула фиванку и вскочила.
— Надо ехать. Пусть приведут Салмаах! Я в сознании, — ответила она на испуганный взгляд Гесионы. — Я должна похоронить Эгесихору и Менедема, как древних героев Эллады, сама. И это надо сделать немедленно — пока они прекрасны… — шёпотом добавила Таис. — Где Архимах — заместитель стратега?
Гесиона всё же задержала госпожу, чтобы немного причесать и зашпилить одежду. Таис отыскала хорошо ей знакомого Архимаха, отвела его в сторону от возбужденных военачальников. Суровый пожилой воин согласился на предложение гетеры. Таис с двумя младшими военачальниками поехала в город, послав Гесиону в дом Эгесихоры с закрытой повозкой. Внутри неё на груду плащей положили тела золотоволосой и Менедема.
Архимах дал целый отряд, а лесоторговец прислал тридцать рабов с шестьюдесятью повозками брусьев душистого кедра. Таис отдала за них и за пять стволов аравийских ароматных деревьев все свои деньги, половину драгоценностей и ложе из чёрного дерева со слоновой костью. Зато разложение ещё не коснулось двух самых дорогих афинянке людей, а они уже лежали, соединенные смертью, рядом на гигантском костре головами на север, одетые в праздничные одежды. Рыжие кони, убитые, как в древности, чтобы сопровождать Эгесихору в её пути по полям асфоделей Аида, лежали по левую сторону. Их гривы и яркая шерсть оттеняли длинные косы спартанки, струившиеся вдоль её тела почти до ступней босых ног. С правой стороны Менедема уложили белых дышловых жеребцов, а в ноги обоим поставили колесницу.
Костер высился на уступе под стеной западного обрыва, почти напротив дома Эгесихоры. Таис взобралась на высоту пяти локтей на угол костра и застыла в прощальной тоске, глядя в последний раз на