— Далеко же тебе до Анаксагора и Антифонта, Стагирит! — вне себя крикнула Гесиона. — Ты просто завистлив к славе Астиоха, певца мира и красоты! Мир и красота — вот что чуждо тебе, философ, и ты знаешь это!
Аристотель гневно обернулся. Один из стоявших рядом и прислушивавшихся к разговору учеников с размаху ударил Гесиону по щеке. Та вскрикнула и хотела броситься на кряжистого бородатого оскорбителя, но Таис ухватила её за руку.
— Дрянь, рабыня, как смеешь ты… — вскричал ученик, — пошли отсюда, порнодионки!
— Философы заговорили без притворства, — озорно сказала Таис, — бежим скорее из обители мудрости!
С этими словами Таис ловко выхватила хризолит у растерявшегося Аристотеля, подобрала химатион и пустилась бежать по широкой тропе между сосен к дороге. Гесиона, не теряя мгновения, последовала за ней, а вслед девушкам кинулось несколько мужчин — не то усердных учеников, не то слуг. Таис и Гесиона успели вскочить на колесницу, поджидавшую их, но мальчик-возница не успел тронуть лошадей, как их схватили под уздцы, а трое здоровенных пожилых мужчин кинулись к открытому сзади входу на колесницу, чтобы стащить с неё обеих женщин. Один схватил Таис за подол и рванул к себе, но гибкая и сильная гетера устояла, вцепившись в борт повозки. Дело принимало серьёзный оборот. Никого из спутников не было на дороге, и злобные философы могли легко справиться с беззащитными девушками. Мальчик- возница, которого Таис взяла вместо пожилого конюха, лишь озирался вокруг, не зная, что делать с загородившими путь людьми.
— Не уйдете, блудницы! Попались, развратницы! — заорал человек с широкой неподстриженной бородой, протягивая вторую руку к упиравшейся Таис. В этот миг Гесиона, вырвав бич у возницы, изо всей силы ткнула его в раззявленный кричащий рот. Нападавший подавился, закашлялся, отступил и грохнулся наземь. Освобожденная Таис раскрыла сумку, подвешенную к стенке колесницы, и, выхватив коробку с пудрой, засыпала ей глаза второго мужчины. Короткая отсрочка ни к чему не привела. Колесница не могла сдвинуться с места, а выход из неё был закрыт, но Афродита была милостива к Таис. С востока, на поднимавшейся туда каменистой дороге, послышался гром колес и копыт. Из-за поворота вылетела четверка бешеных коней в ристалищной колеснице. Управляла ими женщина! Золотистые волосы плащом развевались по ветру — Эгесихора.
— Таис, малакион (дружочек), держись!
Зная, что спартанка сделает что-то необычайное, Таис схватилась за борт колесницы, крикнув Гесионе держаться изо всех сил. Эгесихора резко повернула, не сбавляя хода, объехала колесницу Таис слева и вдруг бросила лошадей направо, зацепившись выступающей осью за её ось. Толчок опрокинул бородатых, державших лошадей, и те с воплями покатились в пыли, стараясь избежать копыт и колес. Лошади Таис понесли, а Эгесихора, сдержав четверку с неженской силой, расцепила неповрежденные колесницы.
— Гони, не медли! — крикнула Таис, давая мальчишке крепкий подзатыльник. Возница опомнился, и гнедая пара помчалась во весь опор, преследуемая по пятам четверкой Эгесихоры.
Позади из клубов пыли неслись вопли, проклятия, угрозы. Гесиона не выдержала и принялась истерически хохотать, пока Таис не прикрикнула на девушку, чувства которой были ещё не в порядке после перенесенных испытаний.
Не успели они опомниться, как пролетели перекресток Ахарнской дороги. Сдерживая разбежавшихся коней, они повернули назад и направо, спустились к Илиссу и поехали вдоль речки к Садам. Только въехав под сень огромных кипарисов, Эгесихора остановилась и спрыгнула с колесницы. Таис, подбежав к ней, крепко поцеловала подругу.
— Хорошо вышла аматрохия? В ристалище очень опасно такое сцепление колес.
— Ты действительно наследница Киниски, Эгесихора. Но как случилось тебе оказаться на дороге? Слава богам!
— Я заезжала за тобой кататься, а ты поехала в Ликей. Не стоило труда понять, что ищешь отца Гесионы, и это встревожило меня. Мы не умеем говорить с мудрецами, а они недолюбливают гетер, если те и красивы и умны. По их мнению, сочетание этих свойств в женщине противоестественно и опасно… — спартанка звонко рассмеялась.
— И как ты сообразила явиться вовремя?
— Я проехала от Ликейской рощи к горам, осталась там ждать с лошадьми и послала конюха стоять на повороте и следить, когда ты поедешь. Он прибежал с известием, что вас бьют философы, но, видимо, промедлил. Я едва успела, бросив его на дороге.
— Что будем делать? Надо скрыться, чтобы избежать наказания — ты покалечила моих врагов.
— Я проеду к Семи Бронзам, где живет Диорей, отдам ему колесницу, а потом поедем купаться на излюбленное тобой место. Пусть твой эфеб едет за мной до поворота, а там ждите!
И отважная спартанка понеслась на своей бешеной четверке. Она вскоре вернулась пешком, и все три девушки, включая Гесиону, резвились, плавали и ныряли до вечера в уединенной бухточке, той самой, куда два года назад выплыл Птолемей.
Утомившись, Таис и Эгесихора растянулись рядом на песке, гудевшем под ударами волн, как бронзовый лист в полу храма. С визгом и скрежетом катилась галька с уходившего под воду откоса, и благодатный ветер нежно касался усталых от зноя тел. Гесиона сидела у самых заплесков. Обхватив колени и положив на них подбородок, она напевала что-то неслышное в шуме волн.
— Разгневанный Стагирит подаст на тебя жалобу гинекономам, — сказала Таис, — он не простит нам.
— Меня он не знает, — поддразнила спартанка, — а ты назвалась ему. Скорее всего он пришлет десяток своих учеников разгромить твой дом и изнасиловать тебя!
— Придется просить друзей ночевать у меня в саду. Может быть, нанять двух-трех вооруженных сторожей — это будет проще, только подобрать людей похрабрее, — задумчиво сказала Таис, — они мне надоели, мои афинские друзья.
— Я не боюсь Стагирита, даже если дознаются, кто наехал на философов, — твердо молвила Эгесихора. — Ведь я уже решила плыть со спартанцами в Египет. Об этом я и хотела сказать тебе на прогулке.
— Так что же ты молчала? — Таис поднялась и уселась на коленях, сообразила нелепость своего упрека, рассмеялась и снова озабоченно нахмурилась. — И ты бросаешь меня одну, без тебя, в Афинах?
— Нет, зачем же, — невозмутимо парировала Эгесихора, — ты едешь со мной.
— Я не обещала этого ни тебе, ни себе самой!
— Так решили боги. Я была у прорицателя, того, чье имя не произносят, как и богини, которой он служит.
Таис вздрогнула и побледнела, зябко согнув гибкие пальцы на ногах.
— Зачем, зачем ты сделала это?
— Мне трудно расстаться с тобой, а я должна была дать ответ Эоситею Эврипонтиду.
— Он из древнего рода лаконских царей? И что ты сказала ему?
— Да!
— А что сказал тот, кто видит вдаль?
— Что тебе будет дорога кольцом на много лет. И мне, но мой путь — короток, хотя буду вместе с тобой до его конца…
Таис молча смотрела перед собой в каменистую осыпь склона на трепещущие под ветром былинки. Эгесихора следила за ней, и странная печаль углубила уголки полного, чувственного рта спартанки.
— Когда они плывут? — вдруг спросила Таис.
— В двадцатый день боэдромиона из Гития.
— А туда?
— За неделю до того надо плыть из Пирея. Его собственный корабль возьмет нас со всем имуществом.
— Осталось не много времени, — молвила Таис, поднимаясь и отряхивая песок с живота, бедер и локтей. Встала и Эгесихора, разделяя ладонью вьющиеся пряди тяжёлых волос. Гесиона подбежала к Таис