Когда они подошли к крутым скалистым склонам Монте-Альбано, яркое полуденное солнце отбрасывало резкие тени на грани скал и утеса диковинной формы.
Леонардо показывал дорогу, а Лоренцо и Никколо шли за ним, круто поднимаясь в гору.
— Не ожидал, что подъем окажется так крут, — заметил Лоренцо, отирая платком вспотевший лоб.
Они остановились передохнуть на гребне. Над ними высоко вверх уходил отвесный склон. Был жаркий летний полдень, и небо подернулось дымкой.
— Мы почти пришли, — сказал Леонардо и повел Лоренцо и Никколо к расселине в нависшем над ними склоне.
Леонардо забрал мешок у Никколо — тот запротестовал, но только для виду, из-за Лоренцо. Потом Леонардо осторожно пробрался к ближнему уступу, пользуясь теми же опорами для рук и ног, что и в детстве.
Там и был вход в его тайную пещеру.
Из нее, как дым из трубки, сочился пар; вокруг было довольно сыро. Порывистый ветер дул вокруг отверстия, а сам уступ был влажным и скользким. Леонардо вернулся, чтобы помочь Никколо перебраться на уступ, Лоренцо последовал за ними.
— А теперь, Никколо, — сказал Леонардо, когда они, переводя дыхание, стояли у темного провала, — хочешь быть вторым, кто войдет в это потайное местечко?
— А кто же будет первым? — спросил Никколо.
Леонардо рассмеялся:
— Первый уже был — я!
— Не могу поверить, что это место взаправду существует. — Никколо встал на колени и заглянул в темноту. Он держался за скалу, иначе соскользнул бы прямиком в пещеру. — Там не видно ни зги и так узко!.. Хоть ползи на четвереньках, как зверь. Да еще и сыро на ощупь. Никогда не встречал ничего подобного.
— Ты боишься входить, Никколо?
— Конечно нет! Когда вы зажжете факелы,
— Значит, ты боишься темноты?
Леонардо улыбнулся мальчику, и тому ничего не оставалось, как нырнуть в пещеру.
— Здесь тесно! — пожаловался он изнутри.
— Пещера расширяется. Наберись терпения и двигайся дальше.
— А вы идете? — натянуто осведомился Никколо. — С факелами?
— Скажи, что ты видишь.
— Только смутные тени, — отозвался Никколо. — И я весь промок.
— Там и вправду сыро, — согласился Леонардо. — Это потому, что пламя, рожденное в сердце земли, согревает воды, запертые внутри пещеры. Жар заставляет воду кипеть и превращает ее в пар.
— Вы уже зажгли факелы? — тревожно спросил Никколо.
— Когда я отыскал это место, я был несколькими годами младше тебя. У меня, помню, было только два чувства — страх и желание. Что чувствуешь ты?
— Чего ты желал? — спросил Никколо.
— Увидеть чудеса, которые могут скрываться внутри.
— А чего боялся?
Леонардо чиркнул кремнем по скале, чтобы поджечь факел.
— Темноты, как и ты сейчас.
— А я как раз не боюсь!
Леонардо усмехнулся и подмигнул Лоренцо. Потом подал ему факел, и они, пригнувшись, нырнули в пещеру. При виде их Никколо облегченно вздохнул.
— Ты зашел не так уж далеко, — заметил Леонардо. — Давай двигайся, не то мы все задохнемся от дыма собственных факелов.
Никколо пополз вперед — и вскоре узкий проход расширился, превратившись в пещеру. Леонардо выпрямился и высоко поднял факел, освещая огромное пространство и кристаллические образования: уступы, занавесы, колонны, спирали, ниши, сталактиты и сталагмиты. Казалось, что здесь обитают тени; тревожные блики факелов плясали по стенам, и пещера чудилась куда больше и изрытее, чем прежде. Лоренцо и Никколо благоговейно молчали; слышно было лишь свистящее дыхание людей и звонкие удары капель о воду маленьких озер, изрисованных расходящейся рябью. И — такого быть не могло, но все- таки! — здесь пахло улицей, пахло мостовой после дождя, влажно, терпко и крепко.
— Не хочешь заняться исследованием? — спросил Леонардо, предлагая Никколо свой факел. Голос его эхом раскатился в гулкой тьме.
— Если мы будем вместе.
— С тобой ничего не случится — мы же рядом. Может, ты откроешь новую пещеру.
— Я боюсь заблудиться.
— Для юнца, который не боится улиц, борделей и собак, ты что-то вдруг стал слишком робок.
И Леонардо первым двинулся через пещеру. Он миновал кристально чистое озерцо, прошел под каменным мостом к натекам и скальным узорам дальней стены. Свод пещеры загибался там вверх, под острым углом сходясь со стеной. Леонардо осветил — и Никколо, испугавшись, взвизгнул от неожиданности. Даже Лоренцо отпрянул.
Над ними нависла тварь высотой в дом.
Змей… гигантское чудовище, уловленное в камне.
Сам Левиафан[41] взирал на них сквозь каменные завесы вечности — морской исполин с длинным костистым черепом и большими акульими зубами. Его выбеленные временем кости выступали из стены, как рельеф.
— Леонардо, это снова твои фокусы?
В голосе Лоренцо слышалась злость, словно его обвели вокруг пальца.
— Это не мой фокус, клянусь. Тварь осталась такой же, какой я нашел ее, еще когда был мальчишкой, Великолепный. Но представь, сколько королей, событий и народов сменилось с тех пор, как диковинная тварь встретила свой конец в темных глубинах этой пещеры! — Он поднял взгляд к каменному своду. Голос его упал до шепота. — Ты уничтожен временем, однако самые кости твои — костяк и опора этой горы.
Леонардо вновь испытывал тот же восторг и благоговейный ужас, что в детстве, когда нашел это безглазое чудище, древнее, как каменные клыки натеков, нависавшие над ними со свода пещеры. Он тронул плечо Никколо, и мальчик ответно погладил Леонардо по руке — словно осознал, зачем мастер привел его сюда, словно и вправду понял этот бессловесный урок.
Здесь смерть сплелась с благоговением, тайной, вечностью.
Здесь были темные истоки Леонардова любопытства, творчества, гения.
Его первое открытие.
В знакомой прохладе каменной утробы Леонардо потерял свои страхи. Он посмотрел вверх, на останки исполинского скелета, и вдруг понял, что больше никогда не вернется сюда.
Между тем Лоренцо с факелом в руке изучал кости и, рассматривая зверя, обнаружил окаменевшие останки морских раковин.
— Взгляни, Леонардо, — сказал он. — Как они могли оказаться так далеко от моря? Это же невозможно.
— Это очевидно, Великолепный. — Леонардо стряхнул с себя печаль, словно от какой-то потери. — Задолго до начала времен эту гору покрывало море.