Лоренцо опустил крупную некрасивую голову, и Леонардо почувствовал внезапную глубокую симпатию к этому человеку.

— Настал мой черед испытать веру, — сказала Симонетта.

Лоренцо кивнул и натянуто улыбнулся.

— Теперь вы все должны уйти. Я забочусь о вашей безопасности, потому что всех вас люблю. — Она улыбнулась Леонардо, словно деля с ним какие-то тайны.

— Я остаюсь, — сказал Лоренцо.

— И я с вами, — сказал Леонардо.

— Я тоже, — кивнул Джулиано.

— Джулиано… — начал Лоренцо, крепко обняв брата, и оборвал себя: он заметил Никколо, который тайком проскользнул назад в комнату и стоял в тени подле двери. — Но вы, юное дарование, должны уйти. Или вы тоже дерзнете ослушаться меня?

Никколо вышел на свет, поклонился и пробормотал извинение. Уши у него горели, однако ему достало смелости сказать Симонетте:

— Пусть Бог поддержит тебя в твоих стараниях, мадонна.

Когда он ушел, Мирандола сказал Симонетте:

— Надо спешить, иначе Сандро опять впадет в неистовство. Ты должна втянуть в себя его фантом, но не дозволяй ему овладеть тобой. Когда фантом войдет в тебя, заключи его в своих глазах, дабы он не проник в сердце и не угнездился там. Как я объяснял, милая дама, ты должна представить, что позади твоих глаз — светлое обширное пространство, подобное залитому солнечным светом собору.

— Да, Пико, я помню.

— Тогда иди к нему.

— Будь осторожна! — прошептал Лоренцо и начал молиться.

Симонетта пошла прямо к постели, а Мирандола отошел к камину и подложил в огонь полено. Дерево трещало и курилось паром — оно оказалось сырым. Потом он бросил в огонь какой-то мешочек, и едкие серые испарения заполонили комнату, как будто вытеснив свет. У Леонардо вновь закружилась голова, тело стало легким-легким и словно бы распухало. Он прижал к лицу рукав, хотя укрыться от дыма было невозможно. Ему казалось сейчас, что тело, пространство, физическое существование вторичны, а первичное — дух, образ, отделенный от предмета.

В это верил Сандро…

Симонетта стояла у постели Сандро и держала его за руку, все еще привязанную к изголовью.

— Пузырек, — прошептала она, — это я, Симонетта. Я пришла забрать твою боль. Освободить тебя…

— Симонетта… Симонеттанеттанетта… — бормотал Сандро, как песенку.

Мгновением позже его брови нахмурились, а лицо как будто ожило, но он так плотно зажмурил глаза, что верхняя губа вздернулась от натяжения — словно Симонетта была солнцем, слишком ярким, чтобы смотреть на него в упор.

Сандро напрягся и замотал годовой. Затем, ненадолго придя в себя, забормотал:

— Уходи, прошу, оставь меня! Я не хочу тебе зла! Симонетта, любимая моя Симонетта…

— Я не уйду, — твердо сказала Симонетта, беря его лицо в ладони. — Взгляни на меня, я здесь.

Но Сандро отказывался открыть глаза. Он выгибался и дергался так, словно нежнейшие прикосновения Симонетты жгли его раскаленным тавром, но она оставалась на месте, не давая отшвырнуть себя от постели. Она держала Сандро, покуда он не перестал метаться.

И тут он попался.

На миг он открыл глаза, увидел ее — и отвернул голову, прижимаясь щекой к постели, словно надеялся зарыться в нее с головой; но потом, дрожа от напряжения, борясь с мускулами, которые подчинялись его одержимости, а не разуму, повернулся к Симонетте.

Глядя на нее расширенными, остановившимися глазами, он вдруг затих.

Смеркалось. Огонь приугас, в камине тускло краснели угли. В настенных канделябрах мерцали свечи, бросая бледные неверные тени; на столах и скамьях горели лампы. Хотя испарения от брошенных в огонь снадобий уже рассеялись в спертом воздухе, Леонардо почудилось, как нечто туманное промелькнуло между Сандро и Симонеттой.

Оно перешло из его затянутых мглой глаз в ее — чистые и сияющие.

Глядя друг на друга, сомкнувшись в объятии, в котором не было ничего телесного, они поцеловались. Глаза их оставались открытыми, впиваясь друг в друга взглядом, словно изумляясь, что язык касается языка.

Они действовали так, будто вокруг больше никого не было.

— «Multiplex semen, multiplex Venus, multiplex Amor, multiplex vinculum» [35],— речитативом говорил Мирандола, словно перечисление принципов могло привязать их к жизни.

— Развяжите его, — приказала Симонетта, сдергивая покрывало и обнажая напряженный пенис Сандро.

Мирандола двинулся к постели, и Лоренцо рванулся было за ним, но остановился, покачал головой и вздохнул. Леонардо сжал его руку, и Лоренцо понимающе кивнул.

— Все будет хорошо, Леонардо, — пробормотал он, словно пытаясь прежде всего убедить в этом себя.

Но Леонардо понял, что Первый Гражданин мучается еще и от обыкновенной ревности — потому что чувствовал, как ревность пробуждается и в нем самом.

Мирандола отвязал Сандро, и Симонетта, словно во сне, забралась на постель. Сандро обнял ее; потом мгновенным движением повалил на матрас. Он перекатился, поднявшись над ней, целуя ее и напористо задирая ее юбки. Она вскрикнула, корда он вошел в нее и они соединились — бешено, по- прежнему не сводя друг с друга глаз.

Пожираемые внутренним огнем их душ, они стали единой плотью.

— Не могу видеть этого! — воскликнул Лоренцо и отвернулся, но потом, словно противоестественное очарование мерзости захватило его, повернулся и стал смотреть.

Джулиано крепко взял его за руку, а Леонардо, стоявший с другой стороны от Лоренцо, сжимал его плечо. Лоренцо отступил, но Джулиано и Леонардо продолжали держать его, пока он окончательно не пришел в себя.

Но именно в тот миг, когда Лоренцо повернулся к постели, vinculum vinculorum — цепь цепей распалась.

Сандро поднялся с Симонетты, лежащей на постели. Она была неподвижна и бледна как смерть. Ее открытые глаза невидяще смотрели перед собой. Но она дышала — медленно, словно погруженная в транс. Сандро протер глаза и, ничего не понимая, в упор поглядел на Леонардо.

— Что случилось? — спросил он шепотом и повернулся к Симонетте. Увидев ее, он заплакал. Коснулся ее лица и сказал: — Господи, что же я наделал!

Леонардо и Лоренцо бросились к постели. Пока Леонардо успокаивал Сандро, Лоренцо пытался разбудить Симонетту.

— Погодите, Великолепный, — сказал Мирандола Лоренцо, мягко отстраняя его от постели. — Позвольте мне пробудить ее. Времени мало, а ее душа отравлена ядом Сандрова фантома. Взгляните, он наполняет ее глаза.

Лоренцо кивнул и отступил. Тут Мирандола на миг перенес свое внимание на Боттичелли.

— Ты и впрямь небезразличен этой женщине, Сандро. Она исцелила тебя. Теперь, с Божьей помощью, силы начнут возвращаться к тебе.

Но Сандро — по всему его телу выступила обильная испарина, будто из него и вправду выходил яд, — в глубоком обмороке соскользнул на руки Леонардо.

— Оставь его, — сказал Мирандола. — Время не ждет. Мадонну нужно отнести подальше от Сандро.

Когда Леонардо и Лоренцо перенесли Симонетту на богато украшенную скамью, Мирандола потребовал, чтобы все вышли. Затем он сказал Лоренцо и Леонардо: