— Что это за Чернуха? — недоумевал Ашот.

Он был очень взволнован: три овцы! Да ведь это спасение! Теперь они наверняка не погибнут от голода.

— Чернуха — это овца с нашей фермы. В прошлом году, в апреле, когда мы вели овец с муганских зимовий, она отбилась, а с нею и четырехмесячный ягненок. Когда овец гонят с равнин в горы, ягнят от матерей не отделяют. Мы с отцом взяли собак и пошли на поиски. Искали, искали — так и не нашли. Это было странно. Ведь если бы волк съел, хоть косточки остались бы… А она, оказывается, вот где! Кому бы в голову пришло искать ее тут! Брру, брру, гыди, гыди! — снова звал пастушок овцу и издавал такие звуки, от которых у непривычного человека мороз бы побежал по коже.

Но Чернухе эти звуки были знакомы, она истосковалась по ним, и, может быть, они вызывали в ее затуманенном мозгу сладкие воспоминания о веселой сумятице, царившей на ферме, о тысячах подруг, вместе с которыми она так спокойно, безмятежно паслась на горных лугах.

— Хорошо, но как же она попала сюда? И откуда же у нее снова появился детеныш? — спрашивал Ашот.

Пастушок только улыбнулся, таким наивным показался ему сейчас его «ученый» друг.

— Я расскажу тебе, как это произошло… Вероятно, когда Чернуха отстала от своих, она встретилась с дикими козами, не разобралась и пустилась вслед за ними. Овцы, сам ведь знаешь, глупы, случается — и за волком припустятся. Ну, а те бежали в Барсово ущелье. Пожила она с ними на богатых хлебах, попаслась вволюшку, а к зиме так одичала, что уже могла и сама о себе позаботиться.

— Молодец, Асо! — одобрил Ашот рассказ пастушка. — Сегодня вечером ты расскажешь обо всем этом ребятам.

Асо смущенно улыбнулся и переменил тему разговора.

— Вот удивятся-то на ферме, когда мы приведем обратно Чернуху, да еще с двумя детьми!

— Зачем мы их приведем? Что же мы есть будем?

Асо долго не отвечал.

— Нет, у меня рука не поднимется, — наконец сказал он.

— Что ж, ты не убьешь — я убью.

— И ты не сделаешь этого, — тихо сказал Асо.

— Почему?

— Разве не видишь? Ведь у нее не сегодня-завтра еще детеныш будет. Посмотри, она метет брюхом землю, едва ходит.

— Значит, и ягненок у нас будет?

Ашот так обрадовался, что, кажется, запрыгал бы, если бы не считал, что это несолидно.

«Хорошо, — думал он. — Чернуху оставим пока в покое — до тугих времен, а тех двух нам хватит на месяц. Молоко же…»

Он обрадовано делал в уме подсчеты и нетерпеливо ждал, к каким же способам прибегнет пастушок Асо, чтобы заполучить в руки такую замечательную добычу.

А пастушок медленно шел впереди и, издавая языком звуки, понятные одним только овцам, убеждал Чернуху не бояться, не уходить от него. Но овца-мать больше и не пыталась скрыться. Она шла медленно, неуверенно. Звуки, которыми зазывал ее Асо, взволновали Чернуху. Что ей делать теперь? Подчиниться приказам своего старого хозяина или идти к детям?

И все же инстинкт матери одержал верх. Чернуха решительно пошла вперед, и теперь уже никакие призывы Асо на нее не действовали.

Тогда пастушок решил прибегнуть к более сильному средству. Он сел на камень и, вынув из-за пояса свирель, заиграл волшебную пастушью мелодию — ту самую, которая заставляет останавливаться и замирать на месте целые стада. «Чабан-баяти» называют в горах эту нежную песню пастуха.

Свирель Асо запела, да так, что прослезились бы и камни, будь у них сердце.

Аи, овечки мои черно-бурые, Осиротевшее стадо мое…

Чернуха снова остановилась и жалобно заблеяла. Сделав несколько шагов назад, к Асо, она опять остановилась, а пастушок, продолжая играть, медленно двинулся ей навстречу. Заметив это, Чернуха вздрогнула, отпрянула и заторопилась к своим детенышам.

— Что же нам делать, Асо? — разволновался Ашот. — Ведь у нас нет другой дороги. Если мы уйдем по той же тропинке, по которой пришли, овцы сбегут в Барсово ущелье, а там опасно. Кто знает, что может случиться там с ними.

Ребята растерялись. Но за время, что они стояли, раздумывая, что же предпринять, вдруг появились два огромных орла и обрушились на овец, собираясь похитить ягненка. Баран и овечка стремглав кинулись назад.

Здесь, наткнувшись на ребят, они свернули и сторону и сбежали вниз, в ущелье. За ними поспешила и бурая овца.

— А если звери почуют их запах, придут ночью и съедят? Что делать? — с мольбой в голосе спросил Асо.

— Что?:. Что? — смущенно пробормотал Ашот. — A вот что, — быстро нашелся он: — разведем в самом узком месте тропинки огонь.

Ребята побежали домой за огнем, и Асо уговорил Ашота остаться в пещере.

— Я сам разожгу костер. Ты не ходи, отдыхай! — сказал он мягко, но настойчиво.

Вторичное путешествие было для пастушка тяжелым, зато яркое пламя вспыхнуло у входа в ущелье, где скрылась Чернуха.

Огонь очень обеспокоил и молодого барана и его сестренку, но на Чернуху он произвел совсем другое впечатление. Ночные костры пастухов издавна были близки ее сердцу. Она уже почти не боялась мальчика.

Но как же случилось, что барс, прожив несколько недель невдалеке от овец, не тронул их?

Кто знает! В природе, в виде исключения, бывают и такие случаи.

В Средней Азии, например, охотники нашли в развалинах утку-пеганку, жившую со всем своим потомством в лисьей норе, рядом с хозяйкой. Странное соседство! Однако здесь, видимо, было иное. Голодный барс, вероятно, просто не встречал их. Ведь Овчарня отделена от Барсова ущелья горной стеной, и, судя по всему, стены этой барс не переходил.

Правда, овцы сами каждый день приходили из-за этой стены в Барсово ущелье на водопой, но между ущельем, по которому они поднимались, и Барсовым ущельем лежал длинный кряж. Значит, путь их пролегал по впадине и барс вполне мог не заметить их.

Кроме того, хищные звери из семейства кошек, в частности барсы, обладают плохим обонянием. По-видимому, барс не почуял овец. Есть у них еще и обыкновение днем спать в своих убежищах. На охоту они выходят только ночью. Овцы же наоборот. В силу прежних навыков, приобретенных в содружестве с человеком.

Вечерами они забираются в свой «хлев» и дремлют там до рассвета. На заре, когда барс скрывается в своем логове, овцы выходят на пастьбу. Это, конечно, тоже помогло им избежать неприятной встречи.

И, наконец, как это ни покажется удивительным, барс мог не тронуть овец, даже встретив их. Да! Да! Одно дело, если бы ему удалось подстеречь одичавших овец из своей засады, когда они пасутся или пьют воду, и совсем другое — гнаться за ними. Нет, даже Чернуху — и ту он мог бы не догнать а тем более ее ягнят, от рождения усвоивших повадки горных баранов.

Почему? Ведь известно, что барс может делать пяти-шестиметровые прыжки. Да, прыгает он отлично, но бегает плохо. Звери кошачьей породы — лев, тигр, барс, рысь, да и сама-то кошка — слабые бегуны. Не напрасно говорят в народе: «Не долог бег кошачий — от дома да к овину».

…Про льва говорят, что он великодушен. Бросится на намеченную жертву и если промахнется, то больше ее не преследует — «дарует жизнь». Ну какое уж тут великодушие! Ведь поймай он любое животное — немедленно разорвет и сожрет. Но если один-два прыжка ему приходится делать впустую, он, да и сородичи его — тигр и барс — попросту устают и «разочаровываются». Они ложатся на землю, жадно смотрят вслед ускользающей добыче и озлобленно бьют хвостами.

Вот и барс с течением веков привык совершать свои нападения из засады, а не бегать за добычей. Да и трудно ему: ведь у него нет таких крепких «башмаков, как у Чернухи. Барс бос, подошвы его лап мягки, ничем не защищены. Ему ли носиться по острым каменистым склонам ущелья?

А это еще одна причина того, что, живя рядом со страшным соседом, овцы остались целы.

Вчерашний день был богат большими неприятностями, зато сегодняшний приготовил ребятам такие подарки, что все огорчения, причиненные им грабителем медведем, вскоре почти забылись.

Основной их заботой стала теперь поимка одичавших овец.

— Ну и счастье же нам привалило — шашлыки сами, своими ножками, к нам пришли! — вело потирал руки Гагик, нетерпеливо ожидая того счастливого часа, когда находящийся под его ведением «склад» вновь пополнится продуктами.

— А куда убежал Асо? Куда он понес огонь? Почему ушел один? — волновалась Шушик.

Ашот лукаво улыбнулся:

— Асо понес огонь в хлев, нашим овцам. Он теперь будет пастухом нашей фермы.

— Никакой я фермы-мермы не знаю! Поймаем и зарежем, — запротестовал Гагик.

Все с нетерпением ожидали возвращения пастушка — только он и мог придумать, как поймать овец.

Наконец он вернулся. Лицо его сияло, черные глаза искрились.

— Если звери и водятся в ущелье, то туда, к Чернухе, они не пройдут. Вон, поглядите, — показал довольный своей работой Асо на верхушку скалы.

Там вился дым разложенного им костра.

— Ну, теперь, когда твои овцы, должно быть, успокоились, не попробовать ли нам поймать их? — спросил Ашот.

Асо улыбнулся.

— Нет, — сказал он, — так не годится. Их надо сначала приучить верить тебе, не бояться человека. А для этого нужно время.

У Ашота и Гагика настроение сразу упало.

— А я-то надеялся сегодня вечером хаш[38] из рожек и ножек сварить! — сознался Гагик. — Эх, Асо, разве голодному человеку читают проповеди о терпении?

Но что поделаешь! Если это необходимо — придется потерпеть, была бы только надежда поймать овец.

— Давайте, пока попробуем козу убить, — предложил Ашот. — Во время свадеб козы становятся неосторожными.

— Все равно не подпустят, — осмелился возразить Асо. Уж кто-кто, а он не раз был свидетелем этих свадеб. — Если мы и найдем коз, — добавил он, — то разве только в глубоких пещерах, где они прячутся днем.