— И ни хрена не моя идея. — Рычание Бэрронса донеслось до меня, когда я была еще на лестнице.

Дверь в его кабинет была приоткрыта, и я слышала, как он расхаживает, берет и ставит обратно вещи.

Я замерла на последней ступеньке, просто наслаждаясь звуком его голоса. Пока его не было, я не понимала, насколько пуст без него мир.

Моя улыбка поблекла. Я переступила с ноги на ногу.

Мое настроение казалось солнечным светом на воде, но под ясной поверхностью скрывалось темное течение.

Я погрузилась глубже, чем готова была себе признаться, со своим уничтожением-мира-ради-будущего. Я была на сто процентов готова сразиться с любым темным знанием, которое мне потребуется, и не важно, чего это будет стоить мне или другим. Я готова была сделать что угодно, лишь бы заменить этот мир новым. И все потому, что верила — Иерихон Бэрронс мертв.

У меня не было четкого плана, кроме поимки Книги и работы с ней. Я считала, что смогу справиться с любым заклятием творения и разрушения, которое может в ней храниться. Оглядываясь в прошлое, я могу лишь удивляться своему поведению. Бешеные амбиции, сумасшедшая целеустремленность.

Смерть Алины со мной такого не делала.

Я запустила пальцы в волосы и дернула, в надежде что легкая боль поможет мне прочистить мозг. Пролить свет на мое недавнее сумасшествие.

Наверное, именно предательство сводило меня с ума. Если бы не я проткнула Бэрронса копьем, я бы так не убивалась. Да, горе от утраты Бэрронса было бы сильным, но сокрушило меня не горе, а чувство вины. Я убила своего защитника.

Чувство вины, не горе, питало мою жажду мести. Вот в чем дело. Чувство вины превратило меня в одержимую, которая хотела стереть один мир и создать другой. Если бы я убила Алину, если бы лично я была виновна в ее смерти, я бы чувствовала себя точно так же и решилась бы на те же действия. Мной двигала бы даже не любовь, а лишь отчаянная необходимость стереть свою причастность.

Теперь, когда горе не сжимало мое сердце, как кулак, я понимала, что не справилась бы.

Воссоздать мир только ради Иерихона Бэрронса? Об этом даже думать смешно.

Я потеряла Алину и не превратилась в сумасшедшую баньши, а ведь я любила свою сестру всю жизнь.

Бэрронса я знала всего несколько месяцев. Если бы я и стала создавать ради кого-то новый мир, я бы сделала это ради сестры.

Так, с этим мы разобрались. Я не предала Алину, не став ради нее Безумным Максом[9].

Так почему же во мне все еще пульсирует и поворачивается нечто темное, пытаясь выбраться на поверхность? Что меня гложет?

— Мать твою, Риодан, мы тысячу раз уже это пережевывали! — взрывается Бэрронс. — Все гребаное время только об этом и говорим. У нас был план, ты от него отклонился. Ты должен был отправить ее в безопасное место. Она не должна была узнать, что это я. Это ты виноват в том, что ей теперь известно: мы не можем умереть.

Я застыла. Риодан тоже жив? Я же видела, как его разорвали на части и как он упал с высоты в сотню футов. Я нахмурилась. И Бэрронс сказал: «Не можем умереть». Что это значит? Никогда? И несмотря ни на что?

Он минуту помолчал, и я поняла, что он разговаривает по телефону.

— Ты знал, что я буду драться. Знал, что я выиграю. Я всегда побеждаю. Именно поэтому ты должен был разделить нас и пристрелить меня так, чтобы она не знала, что я мертв. В следующий раз бери с собой больше оружия. Попробуй противотанковый гранатомет. Как думаешь, с ним ты сможешь со мной справиться?

Гранатомет? Бэрронс способен выжить после такого?

— Так что это ты облажался. Она видела, как мы умерли.

Да, видела. И почему они не мертвы? Еще одна пауза. Я задержала дыхание, прислушиваясь.

— А мне насрать, что они думают. И не лезь ко мне с этим дерьмом про голосование. Никто не голосует. Лор не знает даже, в каком веке он находится, Кастео за тысячу лет не произнес ни слова. Ты не убьешь ее, и они тоже. Если кто ее и убьет, то только я. И то не сейчас. Мне нужна Книга.

Я замерла. Он сказал «не сейчас», явно упирая на то, что придет время, и это случится. И он не убил меня до сих пор по одной-единственной причине: ему нужна «Синсар Дабх».

И по этому мудаку я горевала? Его возвращение я праздновала? О «тысяче лет» я решила поразмыслить позже.

— Если ты думаешь, что я так долго охотился лишь затем, чтобы потерять свой главный шанс, ты ни хрена обо мне не знаешь.

Вот опять, то же самое говорила Фиона в ту ночь, когда Бэрронс метнул в нее нож, чтобы заставить замолчать. Я его «главный шанс». На что?

— Ну, давайте. Ты. Лор. Кастео, Фейд. Кто там еще хочет мне помешать? Но на вашем месте я бы отвалил на хрен. Не давай мне причин оставить тебя в живых и заставить жалеть об этом. Ты этого хочешь? Бессмысленной вечной войны? Хочешь, чтобы мы вцепились друг другу в глотки?

Тишина.

— Я никогда не забываю, кому я верен. А вот ты забыл свою веру. Сохрани ее родителей живыми. Следуй моим приказам. Все скоро закончится.

Я сжала кулаки. Что именно закончится?

— Вот в этом ты ошибаешься. Один мир не хуже другого. Некоторые миры лучше. Мы с самого начала знали, что она «уайлд кард»[10]. После того что я выяснил о ней в ту ночь, я собираюсь ее разыграть. Вы уже нашли Телли? Мне нужно допросить эту женщину. Если она еще жива. Нет? Подключите больше людей.

Что он имел в виду, говоря, что узнал в ту ночь? Что я объединилась с Дэрроком? Что, по его словам,