Мой смех теряет навязанную силу.

Спустя долгую минуту я могу расслабиться и перестаю издавать жуткие звуки радости. Смех переходит в стон и стихает. Я отпускаю бока и глотаю холодный свежий воздух.

Я встаю, внезапно разозлившись, и эта эмоция полностью принадлежит мне. Мне осточертело быть уязвимой. Если бы у меня было копье, эти мелкие убийцы не осмелились бы приблизиться ко мне. Я бы проколола их в воздухе и приготовила Фейри-кебаб.

— Мы друзья, — шиплю я Дэрроку, — мы доверяем друг другу. Он мне не доверяет. Это видно по его лицу.

— Ты сказал, что отдашь мне копье, чтобы я могла защитить нас.

Дэррок слабо улыбается, и я знаю, что он вспоминает, как умирал Мэллис: медленно, жутко, разлагаясь изнутри. Копье убивает все, что относится к Фейри, а, поскольку Дэррок съел столько их плоти, он пронизан Невидимыми насквозь. Один легкий укол кончиком копья станет для него смертельным приговором.

— Пока что на нас не нападали.

— С кем ты беседуешь, человек? — требовательно вопрошает богиня.

Я смотрю на Дэррока, который пожимает плечами.

— Я же говорил тебе, что любой Светлый, завидев меня, тут же попытается меня убить. Поэтому я невидим для них. Мои Принцы скрывают меня от их глаз.

Теперь я поняла, почему взгляд В'лейна скользил по нему, как по пустому месту. Место и казалось ему пустым.

— Они думают, что здесь стою только я? Они думают, что это я веду твою армию?

— Не бойся, ши-видящая, — холодно говорит В'лейн. — Я чувствую вонь того, кто когда-то был Фейри, а теперь стал каннибалом нашей расы. Я знаю, кто ведет эту армию. А что до дружбы... Тот, с кем ты столь неразумно связалась, не ведает, что это такое. Он всегда преследует только собственные цели.

Я склоняю голову.

— А ты мне друг, В'лейн?

— Я мог бы им стать. Я неоднократно предлагал тебе защиту.

Богиня ахает.

— Ты предлагал ей защиту, а она отказалась? Она предпочла нам этих... существ?

— Молчи, Дрии'лья!

— Туата де Данаан не предлагают дважды! — надувает щеки она.

— Я велел тебе молчать! — огрызается В'лейн.

— Ты явно не понима...

Я ахаю.

У Дрии'льи нет рта. Там, где только что были губы, теперь гладкая кожа. Тонкие ноздри раздуваются под древними, полными ненависти глазами.

Золотой бог обнимает ее. Она утыкается лицом в его шею и съеживается.

— В этом не было необходимости, — чопорно говорит он В'лейну.

Меня изумляет абсурдность момента. Я стою между противоборствующими сторонами самой могущественной из рас. А они воюют друг с другом. Презирают друг друга и стремятся к одной цели.

И Видимые — те, кто целую вечность наслаждался абсолютной свободой и силой, — ссорятся по пустякам, когда Невидимые — которые были в тюрьме, голодали и мучались сотни тысяч лет — терпеливо держат ряды в ожидании приказа Дэррока.

Я вижу в них себя. Такой же, как Видимые, я была до смерти сестры: розовая, милая, легкомысленная Мак. А Невидимой я стала от потерь и отчаяния. Черная, грязная, одержимая Мак.

Невидимые сильнее, их труднее сломать. Я рада, что похожа на них.

— Я буду говорить только с ши-видящей, — заявляет В'лейн.

— Не будешь, — ворчит рядом со мной Дэррок. В'лейн протягивает руку, но я не двигаюсь с места.

— Пойдем, мы должны побеседовать наедине.

— Зачем?

— Что именно в слове «наедине» тебе не ясно?

— Возможно, то же, что тебе не ясно в слове «нет». Я никуда с тобой не телепортируюсь.

Бог справа от него ахает от такой непочтительности к Принцу, но я вижу, как уголки рта В'лейна изгибаются в улыбке.

— Союз с Бэрронсом изменил тебя. Я думаю, он бы это оценил.

Это имя течет, словно яд, по моим венам, я медленно умираю каждую минуту в мире без него. Мне никогда больше не поймать на себе ни одного из его особых взглядов. Не увидеть насмешливой улыбки. Не будет безмолвных разговоров, во время которых наши глаза говорили больше, чем любой из нас хотел бы произнести вслух. Иерихон, Иерихон, Иерихон. Сколько раз я повторила его имя? Трижды?

— Бэрронс мертв, — холодно говорю я. Видимые толкаются и недоверчиво шумят. Глаза В'лейна превращаются в щелки.

— Не может быть.

— Мертв, — повторяю я.

И я — та самая стерва из ада, которая заставит их всех заплатить. От этой мысли я улыбаюсь.

В'лейн смотрит мне в глаза, следит за изгибом моих губ.

— Я не верю тебе, — произносит он наконец.

— Дэррок сжег его тело и развеял пепел. Бэрронс мертв.

— Как его убили?

— Копьем.

Мягкий ропот нарастает, и В'лейн рычит:

— Мне нужно подтверждение этому. Дэррок, покажись! Меня с двух сторон обдает холодом. Невидимые Принцы вернулись.

В'лейн замирает. Вся армия Видимых замирает. И я думаю: «Кажется, Дэррок только что начал войну».

Сколько сотен тысяч лет назад элита Светлых и Темных глядела друг другу в лицо?

Я не хочу смотреть на Невидимых Принцев. Они завораживают, соблазняют и уничтожают. Но здесь и сейчас происходит то, чего не видел ни один человек. И мое любопытство болезненно и непреодолимо.

Я поворачиваюсь так, чтобы видеть их всех одновременно.

Невидимые Принцы стоят рядом со мной, совершенно обнаженные. Из четырех — кто так метко сравнил их с четырьмя всадниками апокалипсиса? — осталось двое. Интересно, кто это? Голод, Мор, Война? Я надеюсь, что стою рядом со Смертью.

Я хочу шагать со Смертью, нести ее этой бессмертной высокомерной расе.

Темное прекрасное тело, способное доставлять удовольствие, Уничтожающее душу… Я изучаю каждый его дюйм. При всей своей ненависти к Принцам я вынуждена признать, что оно... восхищает. Вызывает трепет. Отчего я ненавижу его еще больше. Меня выворачивает наизнанку. Я помню калейдоскоп татуировок, текущий под этой кожей. Помню черное ожерелье, скользящее по этой шее. Его лицо прекрасно дикой красотой, которая завораживает так же, как и ужасает. Губы раздвигаются, обнажая острые белые зубы. А глаза... О Боже, эти глаза!

Я заставляю себя посмотреть на В'лейна. А затем на них обоих, стараясь не встречаться взглядом с глазами Невидимого Принца.

Тезис и антитезис. Материя и антиматерия.

Они стоят, как статуи, не шевелясь и, похоже, не дыша. Изучают друг друга, примеряются, оценивают.

Принц Всепоглощающей Ночи. Принц Величественного Рассвета.

Воздух между ними трещит от энергии, которой можно запитать весь Дублин, если найти подходящий