Книга была ледяной на ощупь, но пламя рубинов грело душу.

Я касалась «Синсар Дабх». Мы были близнецами, которых разлучили сразу же после рождения, и вот встретились. Я ждала ее всю жизнь. И теперь я была цельной. Я прижимала ее к груди и дрожала от переполнявших меня чувств. Во мне нарастала темная песня. Книга была пальцем, а я — кромкой бокала, и она скользила по винной кайме, вызывая музыку из глубины моей души.

Я любовно проводила ладонями по ее обложке.

Я чувствовала заключенную в ней мощь. Она тянулась ко мне, наполняла, опьяняла. Я снова была ребенком, не ведающим добра и зла. До рождения мы не ведаем, что такое мораль. Наверное, часть нашей души остается такой до самой смерти.

Мы выбираем. Все дело в выборе.

Я перестаю обнимать Книгу и держу ее на вытянутых руках, чтобы рассмотреть. И в это же время руна, спрятанная в моей ладони, пульсирует, расширяется и присасывается к обложке, запечатывая ее.

«ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!» — кричит «Синсар Дабх».

— Делаю тебя лучше.

Я плачу, зачерпывая очередную руну из темного озера. Книга нужна мне как воздух. Теперь я понимаю, почему она за мной охотилась. Я и вправду идеальный носитель для нее. Мы созданы друг для друга. С ней я могу ничего не бояться. Отказ от нее был тяжелее всего, что я пережила. А еще хуже было осознание того, что с каждой новой руной, которую я прижимала к обложке и переплету, я приговаривала Иерихона и его сына к вечному аду.

«КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПРЕДАВАТЬ МЕНЯ?»

— Я делаю это с трудом.

Я хотела сорвать руны, распахнуть Книгу, забрать нужное мне заклятие. Но не смела. Стоит мне открыть черно-алую с золотом обложку из тончайшего серебра, и Темная Песня поглотит меня.

«Станет погибелью мира», — говорили они.

Искушение было жутким. Я хотела вернуть Алину. Хотела восстановить стены. Сделать Дэни невинной маленькой девочкой, а не убийцей моей сестры. Хотела стать спасительницей для Иерихона. Освободить его от вечной боли. Увидеть, как он улыбается.

«ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО МИР НЕСОВЕРШЕНЕН!»

— Ага. — Я прижала к обложке очередную руну.

Но это был мой мир, полный добрых людей, таких как папа и мама, терпеливая Кэт, инспектор Джайн, и все они старались сделать его лучше. Невидимые просочились на планету, но мир давно заслужил встряску, чтобы забыть о мелочной злобе нашей расы и сплотиться против единого врага.

Была боль, но была и радость. А жизнь — всегда нечто среднее между ними. Наш мир не идеален, но он настоящий. Иллюзия его не заменит. Я бы предпочла тяжелую правду жизни сладкой лжи.

Я перевернула Книгу и приложила к ней новую руну.

Голос Книги слабел.

«Он возненавидит тебя!»

Это был сокрушительный удар. Я была на волосок от того, чему Бэрронс посвятил свою жизнь, и повернулась к нему спиной. Я же обещала. Я говорила, что помогу ему. И подвела его. Не было способа выудить одно заклинание из такой громады, как «Синсар Дабх». Она ни за что не позволит ему всплыть и не отдаст добровольно. Даже сейчас она манит меня на глубину. Книга дала мне только то, что нужно для выживания, одновременно пытаясь получить контроль над моим телом. Если бы я ее открыла, пусть даже на миг, все было бы кончено. Она стерла бы мою личность и поселилась бы в моем теле. Возможно, я осталась бы в сознании, чтобы вопить от вечного ужаса, но это была бы лишь малая часть моей души.

Риодан был прав: Книга искала тело, и ей хотелось заполучить мое. Если верить ее словам, она готовила меня к этому еще до рождения. Ждала, когда я стану идеальной. Но не дождалась. Или упустила момент. «Зло — создание совершенно иного рода, Мак. Зло всегда уверено, что оно добро».

Я не поняла этого в тот раз. Теперь понимала.

Я прижала к Книге новую руну.

Теперь я не смогу упокоить сына Бэрронса. Не смогу его освободить.

«Я уничтожу тебя, сука! Это не конец. Ничто никогда не заканчивается!»

Еще четыре руны, и Книга замолчала.

Я села. Руки дрожали. Я выбилась из сил, по щекам текли слезы.

Я собиралась положить ладонь на обложку, чтобы убедиться — «Синсар Дабх» запечатана. Теперь можно отправить ее в аббатство. И тут барьер перед Бэрронсом испарился.

Он обхватил меня руками, он целовал меня, а я могла только думать о том, что выжила. Но какой ценой?

Со дня нашей встречи Бэрронс хотел лишь одного. Он тысячу лет прожил с единственной целью.

А меня он знал всего несколько месяцев. Ну что могу я значить для него по сравнению с этим?

Выжившие члены Хевена были потрясены смертью Ровены, но одного взгляда на Драстена МакКелтара, несущего Книгу, оказалось достаточно (кстати, Джо тоже была там), чтобы они убрали барьеры, допуская нас в комнату, где «Синсар Дабх» хранилась изначально.

Я рада была отдать Книгу Драстену. Меньше всего мне хотелось снова ее касаться. Потому что стоило мне подумать о заклятии для Бэрронса, о том, как оно близко, и о том, что достаточно открыть ее...

Я помотала головой, отгоняя мысли.

Свое дело я сделала. Пусть теперь за Книгу отвечают друиды. Я ехала в аббатство в одном «хаммере» с Келтарами. В качестве страховки. Сложно было поверить, что все почти закончилось. Меня не оставляло предчувствие новой гадости. В фильмах злодей всегда дергается напоследок. Вот этого я и ждала.

Джо и другие члены Хевена возглавляли процессию. За ними шли Риодан и его люди. Потом Келтары. Мы с Бэрронсом шагали за ними, а Кэт и остальные ши-видящие плелись позади. В'лейн и его свита должны были вот-вот прибыть.

Я внимательно наблюдала за Книгой. Драстен нес ее мимо молчаливого образа Ислы, на который я не могла смотреть, и дальше, вниз, по бесконечным лестницам.

Считать их я перестала после десятка пролетов. Глубоко. Я снова была под землей.

И все ждала, что Книга ощутит приближение к месту заточения и попытается разыграть со мной последнюю партию.

Я посмотрела на Бэрронса.

— Тебе не кажется...

— Что толстуха не похудела?

Вот это я в нем и любила. Он понял меня с полуслова.

— Идеи?

— Никаких.

— Паранойя?

— Возможно. Сложно сказать.

Бэрронс посмотрел на меня. И я поняла, что он хотел узнать обо всем, что произошло с Книгой, но собирался расспросить меня наедине. Все то время, пока «Синсар Дабх» играла со мной, он видел, как я разговаривала с Ровеной, убила ее, а затем молча стояла над Книгой. Иллюзии действовали только на меня. Битва была очень сложной и при этом невидимой.

По пути в аббатство Бэрронс молчал и с трудом сдерживал враждебность. Как только испарился