Конечно, я помешалась не на ровном месте, а отчасти потому, что хотела снова стать профессионалкой в каком-то деле. В деле, которое раньше было мне недоступно, а значит, я не могла ничего напортачить. Отчасти же — потому что считала, что, изменив обстановку целиком и полностью, смогу найти уголок, где вновь почувствую себя комфортно.

Пристанищем моим стала скобяная лавка «Обюкон». Никто из моих знакомых там не отоваривался. Если в продуктовом магазине или аптеке я могла наткнуться на кого-то из бывших пациенток, то в «Обюконе» я блаженно блуждала между стеллажами и не боялась разоблачить свое инкогнито. Я ходила туда по три-четыре раза в неделю, чтобы подолгу глазеть на лазерные нивелиры и свёрла, армейские шеренги брусков, взбухшие тюбики полимерной краски и медные трубки. Сидя на полу, я перебирала образцы красок и повторяла названия цветов: «шелковичное вино», «лазурь Ривьеры», «остывшая лава». Так можно было бы назвать отпускные фотографии из мест, куда мне всегда хотелось поехать.

«Ньюбэрипортский синий» входил в коллекцию исторических цветов Бенджамина Мура. Это была темная, сероватая синева, словно океан во время дождя. Я, кстати, однажды была в Ньюбэрипорте: мы с Шарлоттой снимали летом домик на острове Плам, для обеих наших семей. Ты была еще совсем легкая, и даже со всем снаряжением тебя можно было без проблем носить к пляжу. Теоретически отпуск должен был иыгь идеальным: упав на мягкий песок, ты бы ничего не сломала; Амелия с Эммой могли наряжаться русалочками, вплетая в волосы выброшенные морем водоросли; Шон и Роб могли приезжать к нам на выходные, мы были совсем рядом. Не предусмотрели мы лишь одного: вода была настолько холодная, что, даже зайдя по щиколотки, ты вся кукожилась от боли. Вы, детвора, могли целыми днями бултыхаться в мелких прибрежных лужицах, которых солнце успевало прогревать, но мы с Шарлоттой туда не влезали.

Поэтому однажды в воскресенье, когда мужчины повезли детей завтракать в кафе, мы с Шарлоттой решили попробовать бугибординг, даже если бы эта затея привела к серьезному переохлаждению наших организмов. Втиснувшись в купальники («Они и должны облегать тело!» — сказала я Шарлотте, когда та пожаловалась на объем своих бедер), мы понесли доски к кромке воды. Едва опустив ногу в прилив, я в ужасе отскочила и взвизгнула:

— Ни за что!

Шарлотта ухмыльнулась.

— Остыла, так сказать, к приключениям?

— Очень смешно, — откликнулась я, но, к моему огромному удивлению, Шарлотта запросто зашагала по волнам, а вскоре поплыла к той волне, которую могла оседлать.

— Ну что, терпимо? — крикнула я.

— Как анестезия — ничего не чувствую ниже пояса! — крикнула она в ответ.

В этот момент океан вдруг вздыбился и, напрягши одну продолговатую водную мышцу, швырнул вопящую Шарлотту обратно на берег.

Она встала, убирая мокрые пряди с лица.

— Трусиха! — бросила она мне.

И чтобы убедить ее в обратном, я, задержав дыхание, вошла в воду.

Боже мой, ну и холодная же она была! Кое-как взгромоздившись на доску, я неуклюже поплыла рядом с Шарлоттой.

— Мы погибнем, — заявила я. — Мы тут погибнем, и наши тела найдут на берегу, как Эмма вчера нашла кроссовку…

— Вот и она! — крикнула Шарлотта, и я, обернувшись, успела заметить выросшую за нами колоссальную стену воды. — Греби! — велела она, и я повиновалась.

Но я не поймала волну — скорее, она на меня обрушилась, выбив из легких остатки воздуха и погрузив меня вверх тормашками под воду. Доска, привязанная к запястью, дважды стукнула меня по голове, в лицо и в волосы посыпался песок, под пальцами захрустели битые ракушки, а дно морское подо мною накренилось. Внезапно чья-то рука ухватила меня за лямку купальника и потащила вперед.

— Вставай! — скомандовала Шарлотта, всем своим весом прижимая меня к песку, чтобы волна не увлекла меня обратно.

Я проглотила добрую кварту соленой воды, в глазах жгло, на щеке и ладонях проступила кровь.

— Господи Иисусе… — прокашляла я, вытирая нос.

Шарлотта постучала меня по спине кулаком.

— Просто дыши.

— Легко… сказать.

Через некоторое время я снова почувствовала пальцы на руках и ногах, но облегчения это не принесло, ведь вернулась и боль.

— Спасибо, что… спасла утопающую.

— Да ну его к черту! — сказала Шарлотта. — Еще не хватало платить за домик самой.

Я рассмеялась. Шарлотта помогла мне встать, и мы побрели по пляжу, волоча доски за собой, словно щенят на поводках.

— Что скажем мужикам? — спросила я.

— Что нас взяли в сборную по серфингу.

— Ага, это объяснит порез у меня на щеке.

— Тренеру очень понравилась моя задница, он начал ко мне приставать, и тебе пришлось отстаивать мою честь, — предложила свой вариант Шарлотта.

Заросли камышей шепотом обменивались секретами. Слева виднелась песчаная полоса, где вчера играли Амелия с Эммой: они выписывали свои имена палочками. Им хотелось проверить, сохранятся ли надписи сегодня или их смоет прибоем.

«Амелия и Эмма», — гласила надпись.

«ЛДНВВ». Лучшие друзья на веки веков.

Я взяла Шарлотту под руку, и мы вместе начали долгий подъем к дому.

Сейчас, сидя на полу скобяной лавки «Обюкон» с веером образцов, я поняла, что с тех пор ни разу не ездила в Ньюбэри-порт. Мы с Шарлоттой не раз об этом заговаривали, но ей не хотелось загодя арендовать дом, не зная, в гипсе ты будешь тем летом или без него. Возможно, Роб с Эммой съездят туда следующим летом.

А вот я туда точно не поеду. В этом сомнений не было. Я не хотела ехать туда без Шарлотты.

Взяв с полки квартовую банку краски, я пошла в конец прохода, где специальный автомат смешивал нужный оттенок. Я попросила «Ньюбэрипортский синий», хотя еще не знала, какую именно стену лучше им выкрасить. Пускай пока постоит в подвале. Авось пригодится.