применяемым к внешности рабыни, и по их классификации, учитывая цены, обычно предлагаемые на рынках за такой товар, она была бы оценена чуть выше среднего. Ей, конечно, это было трудно признать, но это было правдой. С другой стороны, то, что она, все-таки изящная и привлекательная, столкнулась с равнодушием на улицах, было делом моих рук. Я отправил впереди нее людей, которые просили, чтобы ее отвергали и не обращали внимания, в качестве услуги для Джейсона из Виктории. Множество мужчин, моих друзей и сограждан из Виктории, с удовольствием приняли участие в подобной хитрости. На улицах это стало веселой шуткой дня.

— Никто не хотел меня, — продолжила она свой рассказ. — Я приходила все в большее отчаяние. Я становилась на колени перед мужчинами. Я лизала их ноги. Я кусала их туники. Я пресмыкалась перед ними на животе, умоляя их дотронуться до меня. Но, несмотря на мои старания, меня не замечали, а иногда отгоняли пинком и отбрасывали в сторону. Затем я почувствовала, как поводок ожег мне ноги, и моя надсмотрщица приказала мне двигаться вперед и стараться лучше, предупредив меня о неудовольствии моего хозяина, если я вернусь с пустой коробкой. Я стала еще безумнее. Прошел час. Наступили сумерки. Ни один мужчина не тронул меня. Потом стало темно. И все-таки ни один человек так и не прикоснулся ко мне. Они даже не раздевали меня под уличным фонарем, чтобы посмотреть, не представляю ли я для них интерес. Наконец настало время возвращаться домой. Я начала опасаться за свою жизнь.

Я продолжал смотреть на нее. Рабыне было позволено говорить.

— Тогда, — рассказывала она, — поздно ночью, на улице Извивающейся Рабыни, я встретила того, кого знала когда-то на Земле под именем Джейсона Маршала. Вот ирония судьбы! Я насмехалась над ним. Я относилась к нему с пренебрежением. Я презирала его как слабака с Земли, так не похожего на хозяев женщин, на таких мужчин, как ты, мой господин. А теперь мне пришлось пытаться угодить ему в качестве рабыни и монетной девушки! Я распахнула перед ним свою тунику. Я встала на колени перед ним. Я кусала его тунику. Я лизала и целовала его ноги, жалко и покорно. Я умоляла его заинтересоваться мной. Я молила. Я унижалась. Я делала все, что могла, перед ним как жалкая и сладострастная рабыня, умоляющая хотя бы о прикосновении, такая беспомощная в его власти, только бы он заплатил монету. Я была девушкой у его ног, умоляющей о том, чтобы он владел ею, упрашивающей, чтобы он овладел ею прямо на камнях на улице. Однако он, конечно, как истинный мужчина с Земли, оказывая мне уважение и проявляя вежливость и внимательность, отказался спасти меня из моего ужасного положения. Меня надлежало вернуть к строгому горианскому хозяину как не справившуюся рабыню. Но даже он, как скоро оказалось, понял все последствия этого для девушки. Тогда он был готов положить, в сущности, как подарок монету в мою коробку. Моя надсмотрщица, конечно, не позволила сделать это. Не должно быть платы без оказания услуг. Далее и мне и ему объяснили, что мое тело будет физически осмотрено, чтобы найти явные знаки его победы. Он должен был по-настоящему овладеть мной. Он неохотно согласился на это.

Она опустила голову. Я не торопил ее. Я слушал звук потрескивающих факелов в зале. Затем, с тихим звоном колокольчиков на плотно прилегающем ошейнике, она подняла голову.

— Я ожидала, что со мной будет управляться слабак с Земли, — призналась она. — Но все было не так. Вместо этого я обнаружила себя в руках мужчины с Гора, потому что именно таким он стал. К тому же, хотя он и знал, что я когда-то была землянкой, он не обошелся со мной как с земной женщиной, с уважением и достоинством. Он отнесся ко мне как к горианской девице, обращенной в рабство, бесправной рабыне, какой я и являюсь теперь. Я не могла в это поверить.

Она опустила голову и вздрогнула.

— Я была использована с полной властью горианского господина.

Я снова не стал торопить ее. Прошло две или три минуты, я думаю, прежде чем она снова подняла голову. Она дрожала. В ее глазах стояли слезы.

— Видишь ли, мой господин, — произнесла она, — я любила его еще на Земле, но я все-таки презирала его, потому что он был слишком слаб, чтобы удовлетворить мои потребности. На Горе он никогда не овладевал мной, хотя мы даже делили жилье. Я никогда не разрешала этого. — Она выпрямила спину, улыбнувшись, и продолжила: — Как удивительно, должно быть, это звучит для тебя: «Я никогда не разрешала этого». Я, обычная рабыня, признанная таковой любым работорговцем, не разрешала овладеть мной. Но вспомни, господин, что я тогда не была законно обращена в рабство. Какой сбитой с толку, необычной и печальной чувствует себя прирожденная рабыня, на которой еще нет ошейника!

Она помолчала и затем, после паузы, начала говорить:

— Позже, ища рабства, к которому я стремилась в глубине своего сердца, я отправилась в таверну Хиброна в Виктории, называемую «Пиратская цепь». Я встретилась там случайно с одним человеком по имени Клиоменес. Он был лейтенантом у пирата Поликрата. Он напоил меня. Затем, с помутненным рассудком, я очнулась и обнаружила, что нахожусь среди смеющихся мужчин и рабынь и тщетно пытаюсь сопротивляться, раздетая и связанная. Меня увезли на его галеру. Я была брошена на палубу, недалеко от ступеней, ведущих на носовую башню. Мои ноги были привязаны к одному кольцу, а шея — к другому. Я лежала там, замерзшая и беспомощная, больная, выставленная на их грубое обозрение. Я даже не могла сдвинуться с того места, к которому они нашли нужным меня привязать. Весла спустили на воду. Меня отвезли во владения Поликрата. Там меня сделали рабыней. Там наконец на меня надели подходящий ошейник. Когда владение Поликрата пало, его добро было поделено между победителями. Во время распределения трофеев я попала в твой дом. Кажется, что по крайней мере часть твоих доходов приносят заработки монетных девушек. Так или иначе, вчера я оказалась на улицах, под присмотром госпожи, чтобы заработать монеты для тебя, мой господин. Именно там я встретила его, того, которого любила и презирала, Джейсона из Виктории. Пойми мои чувства, господин. Он никогда раньше не обладал мной, а теперь должен был взять меня. К тому же я была целиком в его власти как выставленная напоказ рабыня. Я любила его. Я была готова отдаться ему как женщина с Земли. Я была уверена в его нежности, его доброте, его внимательности. Но что я обнаружила! Что сделали со мной! Представь мои чувства! Он обращался со мной и вел себя со мной как с девушкой-рабыней, с любой девушкой-рабыней.

Она опустила голову, закрыла лицо руками и заплакала.

— Он шесть раз овладел мной, — рыдала она, — шесть раз, и он был безжалостен со мной, небрежен и безжалостен! Затем, когда он закончил, он отослал меня от себя, прогнав с глаз, ведь сделка закончена — деньги лежали в коробке на моей шее.

Она вытерла глаза, положила руки вниз ладонями на бедра, но не подняла головы. Я прислушивался к треску факелов.

— Я не могла поверить в то, что произошло, — проговорила она. — Я когда-то думала, что была для него всем, что он будет благодарен даже за мимолетную улыбку, но я обнаружила, что я для него — ничто. Он просто принял как должное самые интимные, какие я только могла себе представить, услуги, оказанные мной ему. Они были для него обычными услугами наемной девушки. А потом, как будто я была для него незнакомкой, он отправил меня от себя.

Она откинула голову назад и всхлипнула. Потом снова опустила голову.

— Прости мне мои чувства и эмоции, мой господин, — прошептала она, — но во всем этом скрыто больше смысла, чем ты можешь понять. Во всем этом для меня больше значения, чем я тебе рассказала. Но как я, рабыня, раздетая и беспомощная перед тобой, могу скрывать эту правду? Несомненно, само мое тело выражает ее.

В том, что она сказала, было заключено многое. Необыкновенно трудно для женщины, обнаженной и стоящей на коленях перед мужчиной, солгать. Язык тела своими подсказками делает это почти невозможным.

— Позволь мне сказать тебе эту правду, — попросила она, — и надеюсь, что таким образом моя жизнь будет сохранена.

Я взял кнут с подлокотника кресла и положил его, со свернутыми петлями, себе на колени. Она подняла голову, глядя на кнут. Она дрожала.

— Я должна говорить? — спросила она и увидела, как я сжал кнут.

— Конечно, я должна говорить! — поняла она. — Прости меня, господин.

Она смотрела вниз.

— Я подчинилась ему, — прошептала она внезапно. — Я подчинилась Джейсону из Виктории. Я отдалась ему. Я не могла сдержать себя!

Я улыбнулся, и она, взглянув на меня, увидела, как я улыбаюсь. Она испугалась, что я неправильно ее