— Я никогда не расстанусь с ним, — со слезами на глазах воскликнула Друзилла и наклонилась, чтобы поцеловать старую морщинистую щеку. — Мне нечего подарить вам в благодарность за все то, что вы для меня сделали, кроме моего сердца!

— Я считала, что оно принадлежит твоему жениху, — заметила маркиза с ноткой цинизма.

— Ему придется поделиться с вами! — рассмеялась Друзилла, а затем добавила с волнением в голосе: — Если бы вы знали, что значит для меня получить такой бесценный подарок!

— Оно тебе очень пойдет, — сказала маркиза. — Ты очень красива, дитя мое, но, когда ты станешь женщиной, ты будешь еще красивее.

Друзилла покраснела, когда поняла, что та имела в виду.

Она отнесла ожерелье к себе в комнату и долго сидела у зеркала, любуясь тем, как оно сверкает и переливается, и чувствуя, что одно лишь обладание им залечивает многие раны, полученные ею, когда она осталась одна и без средств к существованию.

Теперь она вспомнила, что ожерелье все еще лежит на туалетном столике. Его отправят в Карлтон- Хаус вместе с остальными подарками, часть из которых уже упаковали и увезли.

Маркиза очень боялась, что хотя принц и решил устроить прием в честь новобрачных у себя, он не захочет возиться со свадебными подарками, которые обычно в таких случаях было принято выставлять на всеобщее обозрение. Но когда она задала ему этот вопрос, принц был в хорошем расположении духа.

— Ну, разумеется, мы устроим выставку подарков, — заверил он ее. — Я освобожу китайскую гостиную, где их расставят так, что они заблестят во всей красе. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы все видели, что я подарил молодоженам.

Он преподнес им свой портрет, написанный Лоуренсом, к которому с недавнего времени принц испытывал особое расположение.

— Неужели нам теперь с утра до вечера предстоит любоваться физиономией принца? — спросил маркиз.

— Ваши дети и внуки оценят портрет по достоинству, — ответила маркиза. — По крайней мере, он будет доказательством благосклонности принца по отношению к вам. Более того, даже если бы это был портрет неизвестного мне лица, все равно я считала бы, что картина великолепна.

Друзилла надеялась, что господин Хэнбери помнит о ее просьбе положить подарок маркизы на самое видное место в Карлтон-Хаусе.

— А вдруг он забудет! — забеспокоилась она. Даже такому великолепному бриллиантовому ожерелью легко будет потеряться среди множества других подарков, которые экипажами возили с Керзон-стрит в Карлтон-Хаус.

— Подай мне пеньюар, Роза, — нетерпеливо сказала Друзилла, вскочив с постели и сунув ноги в крохотные белые домашние туфельки, отделанные лебяжьим пухом, которые были частью ее приданого.

Роза принесла ее пеньюар из гардеробной. Он был из тяжелого шелка, отделанного валансьенскими кружевами, сквозь которые были продеты узкие голубые бархатные ленты. Друзилла казалась в нем совсем девочкой.

— Неужели вы собираетесь идти вниз в таком виде, мисс? — спросила Роза.

— А что, там много народу? — поинтересовалась Друзилла.

— Нет, мисс. Маркиза еще не оделась, а большинство слуг уже уехали в Карлтон-Хаус.

— Ну, значит, меня никто не увидит, — улыбнулась Друзилла.

Она схватила голубой бархатный футляр с бриллиантовым ожерельем и побежала вниз в кабинет господина Хэнбери. Она застала его стоящим в окружении подарков, прибывших в последнюю минуту. Он аккуратно их распаковывал и делал пометки в большой тетради.

— Доброе утро, мисс Морли, — сказал он, и в его голосе послышалось легкое удивление при виде того, как она одета.

— Мне хотелось самой принести вам это, — сказала Друзилла, протягивая ему голубой футляр. Я хотела попросить вас, чтобы вы положили это ожерелье на самое почетное место. Я считаю, что это самый замечательный подарок из всех, которые получила.

— Это неудивительно, — ответил мистер Хэнбери. — Бриллианты просто великолепны.

— Мне нравится это ожерелье не потому, что оно очень дорогое, — сказала Друзилла, — а потому, что ее светлость подарила его мне лично. Я всегда буду дорожить им, потому что оно мое и только мое.

Она нагнулась, чтобы получше рассмотреть лежавшую в кожаной коробке красивую золотую чашу, ручки которой были украшены купидонами, а в центре выгравирована надпись, гласившая, что это подарок маркизу от Клуба Холостяков. Друзилла расхохоталась.

— Интересно, многие ли последуют его примеру! — воскликнула она.

— Его светлость всегда был законодателем мод, — ответил господин Хэнбери.

— Что бы он ни делал, всегда находятся желающие подражать ему, — проговорила Друзилла. — Мне это кажется просто ребячеством.

— Я уверен, что многие завидуют его светлости, потому что ему посчастливилось найти такую красивую невесту, — сказал господин Хэнбери, но в его словах прозвучал укор.

— Благодарю вас, — ответила Друзилла с легким поклоном. — Боюсь, что я прибавила вам работы; я крайне признательна вам за то, что вы взяли на себя труд переписать все эти подарки. Без вашей помощи мы никогда бы не разобрались с ними.

— Очень рад быть вам полезным, — сказал господин Хэнбери.

Не успел он произнести эти слова, как отворилась дверь, и вошел лакей, который держал в руках серебряный поднос с каким-то свертком.

— Это только что доставили из Линч-Хауса, сэр, — сообщил он господину Хэнбери. — Просили вручить его светлости в собственные руки. Но он уехал кататься верхом, и никто не знает, когда он вернется.

— Оставьте посылку мне, — сказал господин Хэнбери. — Я прослежу, чтобы его светлость получил ее.

Лакей подал ему сверток, и господин Хэнбери положил его на стол.

— Я думаю, вам лучше внести этот подарок в список, — посоветовала Друзилла. — Его светлость сказал, что не собирается писать никаких благодарственных писем, а если он сам распакует этот сверток, то наверняка потеряет карточку.

— Я уже сам подумывал об этом, — улыбнулся господин Хэнбери. — Может, лучше нам посмотреть, что там внутри, и внести в список? А потом, если хотите, я снова все упакую.

— Это звучит почти как заговор, — проговорил Друзилла. — Но я считаю, что в любом случае вам лучше открыть посылку и привязать карточку к подарку.

— Я тоже так думаю, — согласился господин Хэнбери.

Он принялся распаковывать сверток, и Друзилла заметила красные сургучные печати, но не смогла рассмотреть оттиска на них. Внутри оказался черный кожаный футляр. Прежде чем открыть его, господин Хэнбери взял в руки лежавшую сверху карточку. Он взглянул на нее, и Друзилла заметила, что он слегка смутился. И до того как он успел заговорить или спрятать карточку, Друзилла заглянула ему через плечо и прочитала, что на ней написано.

«Надень это, и я буду знать, что ты меня не забыл».

Подписи не было, но Друзилле не нужна была подпись, чтобы понять, кто автор этих строк. Пока господин Хэнбери стоял в нерешительности, она открыла футляр и увидела, что внутри на бархатной подушечке лежит изумрудный перстень с печаткой.

Это был дорогой и изящный подарок, но Друзилла расценила его как вероломство со стороны герцогини. Даже в день свадьбы она не могла оставить своего любовника в покое, она не желала выпускать его из своих цепких рук, она хотела, чтобы он все время ощущал ее присутствие, как если бы она стояла перед ним, подставляя ему свои коралловые губки и глядя на него полными страсти голубыми глазами.

Друзилла молча разглядывала перстень. Затем она резко захлопнула футляр, поставила его на стол перед господином Хэнбери и стремительно вышла из комнаты, в то время как господин Хэнбери со смятением смотрел ей вслед.

Она поднялась к себе в комнату, и ей показалось, что, несмотря на то, что солнце продолжало ярко сиять, день померк.