да и она проясняет вопрос лишь в том случае, если опухолевый процесс локализуется в крупных бронхах. И не все медицинские учреждения владели этим методом.
От опухоли, располагающейся даже в самых мелких бронхах, могут отделяться частицы или опухолевые клетки, а также группы клеток, которые отличаются от клеток нормальной слизистой бронха. Нельзя ли по мокроте и мазкам со слизистой бронха, имеющего какие-то изменения, определить характер лёгочной патологии?
Валерию Николаевичу поручили поиски нового метода диагностики. Были испытаны сотни и тысячи препаратов, десятки способов их окраски, прежде чем удалось установить точные правила. С помощью исследования окрашенного мазка, доступного любой больнице, теперь можно в 70–80 процентах случаев поставить безошибочный ранний диагноз.
На этом материале Зубцовский блестяще защитил кандидатскую диссертацию.
Он выполнил свою задачу не формально, не ради степени или желания прославиться. Военная юность на всю жизнь преподнесла ему урок гуманизма чистейшей пробы, а тут шла речь о борьбе с раком — беспощадным и коварным заболеванием. Это о таких, как Валерий Николаевич, в народе говорят: «Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу».
Молодой учёный стал ассистентом, но преподавание не задержало, а стимулировало его научный рост. Он продолжал идти в ногу с коллективом кафедры. Освоил почти все операции крупного масштаба — на желудке, кишечнике, желчных путях и конечно же на лёгких. Накопленный опыт позволил ему внести существенный вклад и в сложнейшую сердечную хирургию.
Как известно, на кафедре уделяли пристальное внимание хирургическому лечению врождённых пороков и митрального стеноза, в том числе и в наиболее тяжёлых, запущенных стадиях. У себя в клинике, оперируя по закрытой методике, мы убедились, что ряд больных с митральным стенозом можно спасти, если применять аппарат искусственного кровообращения и коррекцию клапана производить, что называется, под контролем глаза. Нередко возникает необходимость и вшивания искусственного клапана.
Чтобы не вариться в собственном соку, а приобщиться к передовой медицинской мысли, нужно было кого-то из сотрудников командировать за границу. Выбор пал на доцента Валерия Николаевича Зубцовского. Шесть месяцев пробыл он в клиниках США. Знания и навыки, приобретённые им, помогли усовершенствовать и развить дальше методику и технику проводимых нами операций. В конце 60-х годов мы были среди первых в нашей стране, кто начал пересадку клапана.
Закрытая и открытая методика операций при митральном стенозе — тема докторской диссертации Валерия Николаевича, которую единогласно утвердил учёный совет института.
Не успокаиваясь на достигнутом, Зубцовский впрямую занялся искусственными клапанами. Надо сказать, что это целая проблема, над которой трудились и трудятся по сей день сотни учёных, хирургов и инженеров. У нас особенно активно работал в данной области Валерий Николаевич. Завязав контакты с научно-техническими институтами и заводами, мы стали «конструировать» искусственный клапан на новой основе.
Хорошо зарекомендовал себя шариковый клапан, который оказался надёжнее по сравнению как с биологическим клапаном, взятым от животных или от умерших людей, так и всякого рода дисковыми, полусферическими и т. д. Но и шариковый был не вполне приемлем. Он занимал много места в желудочке сердца или в аорте и мог со временем выйти из строя.
Мы пошли по линии создания трёхшарикового клапана. Профессор Зубцовский вместе с доцентом П. И. Орловским экспериментально доказал, что при совокупности трёх малых отверстий размеры клапана значительно меньше, а пропускная способность — больше. Это предложение получило техническую апробацию, оформлено как изобретение.
…Часто бывает, что талант не приходит один. Талантливый специалист на своём поприще обладает ещё и другими яркими способностями. Так и у Валерия Николаевича. Одарённый хирург, учёный, преподаватель, он был и прекрасным художником. Его пейзажи, натюрморты, портреты нравились ценителям живописи. Вызвала интерес общественности персональная выставка, организованная в Ленинграде Союзом художников. Изостудия Дома учёных имени А. М. Горького издала каталог его картин.
…Естественно, что назначение В. Н. Зубцовского заместителем директора по науке большинство сотрудников института встретили с искренним удовлетворением. Он отлично знал направления деятельности всех подразделений и сам подавал наглядный пример творческого подхода к делу.
В отличие от своего предшественника был скромен, добр к коллегам, заботлив к больным, доступен каждому. Заслуженно пользовался любовью и уважением.
Когда окончательно решилось, что я оставляю Институт пульмонологии и возвращаюсь к основным обязанностям — заведованию кафедрой госпитальной хирургии, Валерий Николаевич категорически заявил, что не хочет покидать своего учителя. Он ушёл со мной и проработал профессором кафедры свыше десяти лет…
Что же всё-таки произошло?
Институту выделили лимит на жилплощадь и на прописку, дали первую категорию. Появилась возможность пригласить в штат необходимых нам специалистов из других городов. В интересах дела потребовалась некоторая перестановка кадров. И хотя мы старались провести её как можно более безболезненно, оказались ущемлённые. Главным образом те, кто не отличался заметными способностями. Права свои они попытались утвердить способом, которым на их глазах не так давно широко пользовался Феликс Витальевич, — перейти от обороны к наступлению. На меня написали жалобу в несколько инстанций.
Не стану себя оправдывать и говорить, что обвинявшие меня товарищи во всем были неправы. Но путь, который они избрали, чтобы восторжествовала «справедливость»! Никто из них ни в личной беседе, ни на собраниях не высказал в мой адрес претензий, и вдруг — жалоба!
Начались разбирательства. Приходила комиссия, затем другая, третья… Деловой ритм учреждения был сломан.
— Как же так, Фёдор Григорьевич, получается, что на вас пишут заявления ваши же ученики? — спрашивали меня члены комиссии. — Что здесь? Неумение работать с ними или неумение подбирать учеников?
— Я сам не раз задумывался над этим. Искал причину в себе, в них, в окружающей обстановке. Думаю, что немалую роль играет снисходительное отношение к клеветникам. Они чувствуют себя героями, борцами за правду и не осознают, что совершили низкий поступок. А те, кто должны были бы пресекать подобные действия, прямо или косвенно их поощряют.
Меня волновал этот вопрос. Невольно вспомнил случай с И. П. Павловым. Один из его учеников в своё время тоже отважился на «принципиальный» шаг — послал куда-то «сигнал». Но тогдашнее руководство не стало поддерживать возню вокруг учёного и просто передало заявление на его усмотрение. Иван Петрович в присутствии сотрудников зачитал жалобу, назвал фамилию автора, затем, при общем молчании, посмотрел на него, покачал головой, сказал: «Как же это вы, а?..» И больше к данной теме не возвращался.
Конечно, если бы кому-то вздумалось смаковать это событие, устраивать проверки, заваривать кашу — глядишь, и попортили бы нервы гению русской науки. Но — самое печальное — тем подтолкнули бы других к мысли, что для самоутверждения все средства хороши.
Я далек от того, чтобы проводить тут какие-либо личные аналогии. Хочу лишь подчеркнуть, что свою судьбу, и научную в том числе, надо делать чистыми руками.
Напряжённо размышляя над природой поступка жаловавшихся на меня людей, я возвращался к прожитым годам. В провинциальных больницах всего не хватало, всё было неустроено. И вот парадокс: чем больше было трудностей, тем дружнее мы жили, жадно и плодотворно работали. В осаждённом Ленинграде, под бомбёжками и обстрелами, обессиленные от голода, выхаживали раненых. У операционного стола приходилось стоять по десять, иногда по шестнадцать часов. В крохотную свою спаленку я брёл, шатаясь от усталости. И так же трудились все без исключения врачи — мои коллеги. Ни попрёков, ни обид, ни размолвок. Да и впоследствии никогда я не знал ссор в коллективе. Считал, что высокая и гуманная цель сама по себе нравственно цементирует единомышленников.
