маленького роста. Он ниже меня. Но у него очень большая машина, здоровенный БМВ. Когда он за рулем, то, даже несмотря на специальные подушки, сидит слишком низко. Он действительно очень невысок. Поэтому ему не видно как следует, что происходит перед самим автомобилем… — Помолчав, она глубоко вздохнула: — Наверно, ребенок играл на дороге, а Максимилиан его не заметил.
— Он второй раз не заметил ребенка перед бампером своего БМВ?
— Да. Знаю, это может показаться странным, но это правда. В общем, так он мне сказал и попросил дать свидетельские показания.
— Но тебя же не было там?
— Нет, конечно, нет.
— Ты понимаешь, что ты говоришь? Этот тип уже два раза сбил детей и просит тебя лжесвидетельствовать в его пользу. А как он выкрутился в прошлый раз?
Сивиллина замялась, а потом выпалила:
— Его бывшая дала ложные показания. Он сказал, что все было улажено в два счета.
Я дал ей телефон моего друга-адвоката.
— Есть еще одна вещь… — вздохнула Сивиллина. — Он узнал, что я звоню тебе, и разъярился. Мне теперь будет труднее звонить тебе, но я буду это делать, как только смогу.
— Он так ревнив?
— Да, но лишь потому, что любит меня. Если бы ты только знал!.. Он каждый день мне это повторяет. Ты даже представить не можешь, как он меня обожает.
Сивиллина продолжала мне звонить. Теперь она говорила шепотом, как будто боялась, что ее подслушивают под дверью. Каждый раз портрет ее избранника дополнялся новыми деталями.
— Максимилиан часто подшучивает над своими пациентами. Он говорит, что это помогает «не погрязнуть в рутине». Я сказала, подшучивает… Наверное, он еще и немного… обманывает их. Люди приходят к нему с депрессиями, а он прописывает им слабительное. Ну, ты понимаешь, это скорее школьная шалость. А по вечерам он хохочет: «Они хотят сесть мне на шею, а я пересажу их на унитаз!» — Сивиллина сама засмеялась, словно это помогало ей успокоиться. Ты не представляешь, как Максимилиан чувствителен. У него бывают настоящие депрессии. Каждое утро он хочет совершить самоубийство, и я по целому часу убеждаю его жить, несмотря ни на что. Знаешь, я думаю, что спасаю его своей любовью. Он так нуждается во мне. После того как мне удается его приободрить, он с радостью отправляется на работу.
— А вечером возвращается в прекрасном настроении, рассказывая тебе истории о слабительном и высмеивая пациентов.
— Он рассказывает мне об их расстройствах и неврозах. Он говорит: «Они все — чокнутые!»
— А что с тем делом о детях, которых он сбил?
— Все обошлось. У него нашлись приятели в теннисном клубе, которые работают где-то в суде, они все устроили. Ему даже не пришлось выплачивать компенсацию родителям. Черт, пора заканчивать, я слышу, как он вставляет ключ в замок! Он пришел!
Я различил в трубке голос, доносившийся издалека:
— Что ты делаешь? С кем ты говоришь? Надеюсь, это не та же старая история! Иначе я тебе устрою такую…
Связь оборвалась.
Два месяца от Сивиллины не было никаких известий. Я переехал в более просторную квартиру в девятнадцатом округе — в доме на набережной канала Урк возле площади Сталинграда. Просыпаясь по утрам, я видел из окна баржи, чаек — картины настоящей портовой жизни в самом сердце Парижа.
А однажды вечером под дверью своей новой квартиры я обнаружил Сивиллину. Она сидела на полу, из всех пожитков у нее был только полиэтиленовый пакет.
Она бросилась ко мне на шею и стиснула в объятиях. Я чувствовал, как бешено колотится ее сердце — сердце маленькой птички, выпавшей из гнезда.
— Я больше не могу. Максимилиан — сумасшедший! После того как мы тогда поговорили с тобой по телефону, он на несколько дней запер меня в комнате. А потом… напомнил, что дружит с главным редактором твоего «Современного наблюдателя» и сделает все, чтобы тебя вышвырнули из журнала. Мне пришлось пообещать, что больше не стану тебе звонить. Но он продолжил избивать меня… — Сивиллина показала мне синяки на руках и спине.
— Чем он тебя бил?
— Кулаками, но когда он в бешенстве, то не контролирует себя. Он бьет меня всем, что попадется под руку, например моей туфлей или сумкой.
Я впустил ее и предложил принять горячую ванну. Приготовил морские гребешки с луком и посоветовал успокоиться и рассказать все по порядку.
— До меня у него было три жены. Все они сейчас в сумасшедшем доме. Он отправил их туда силой и держит там благодаря своим приятелям-психиатрам. Да еще говорит, усмехаясь, что «не приходится платить за их содержание».
— Ясно.
— От каждой из жен у него был ребенок, и он отбирал их, ссылаясь на то, что их матери невменяемы. Но и это еще не самое худшее. — Слезы градом хлынули из ее глаз. — Его прежние жены… как две капли воды похожи друг на друга. И на меня!
На мгновение я подумал, что Сивиллина все это выдумала, но сочинить столько подробностей, которые складывались в одну картину, было трудно. Даже для поэтессы с пылким воображением.
— Он ненавидит все и вся. Особенно женщин. Если бы он мог их уничтожить, он бы это сделал. Это одна сплошная ненависть и жажда разрушения, обращенные против всего человечества.
— Как же он пишет книги о…
— У него тем лучше получается говорить о любви, что это чувство ему совершенно незнакомо. Это очень плохой человек. Он презирает своих жен. И меня тоже. Теперь я понимаю, что ему нужна только власть надо мной! Он ненавидит своих родителей!
— Родителей?
— Я говорила тебе, что у него суицидальные наклонности. Он испытывает отвращение к себе самому, обвиняет родителей в том, что они дали ему жизнь, и пытается их уничтожить. Их он тоже поместил в психиатрические клиники. Причем в разные. Отец просил у него разрешения видеться с матерью, но он отказал. Он говорит, что его родители все еще любят друг друга, но он не желает, чтобы они встречались. И для того чтобы наверняка разлучить их, перевел мать в провинциальную больницу… — Сивиллина то и дело вздрагивала, как побитое животное. Она подняла на меня глаза: — У меня больше нет квартиры в шестнадцатом округе. Когда я переехала к Максимилиану, моя мать сдала ее. Мне некуда идти. Можно я вернусь к тебе? У тебя здесь гораздо просторнее. Ты правильно сделал, что переехал.
— Ладно, но мы будем только друзьями. Я не хочу, чтобы у нас снова был роман.
— У тебя кто-то есть?
— Сейчас я хочу целиком посвятить себя работе. Я чувствую, что меня вот-вот примут в штат.
В наших отношениях с Сивиллиной что-то окончательно сломалось, это было совершенно ясно. Но я не мог бросить ее в такой тяжелой ситуации.
— Ты можешь остаться на несколько дней — пока не решишь, что делать дальше.
На ее лице появилась довольная улыбка.
— Где я буду спать?
— Вот здесь, в комнате для гостей.
— А разве я не могу спать с тобой? Ты же знаешь, я так люблю прижиматься к тебе ночью.
— Я этого не хочу. Сначала приди в себя, отдохни, а потом я помогу тебе найти другую квартиру. И кстати, я думаю, что ты должна восстановить отношения с матерью, чтобы она тоже тебе помогла.
— Ни за что!
Той же ночью, часа в два, включился автоответчик. Раздался жуткий голос:
«Я… я… Я знаю, что она у вас! Да, я это знаю! Я чувствую, она у вас! Она должна вернуться. ОНА ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ НЕМЕДЛЕННО! Если она не вернется, я убью ее. Потом я убью вас! Вы меня поняли? Я
