«Рыбки» и охранники исчезли позади.
— Не гони, — сказала Мила, — скоро серпантин будет, вниз. И меня укачивает.
Но Слава не сбавлял скорости. Он боялся, что «рыбки» кинутся в погоню на мотоциклах. Дорога резко ушла вниз и в сторону — начался серпантин. Исчезли березы, началась обычная крымская растительность. Чего-то, правда, не хватало. Уже почти в самом низу Слава понял, что не хватает моря. От моря их с Милой отделяла бесконечная масса гор.
Прямая дорога перечеркивала поля, уводя все дальше от моря, от «рыбок», охраны, выстрелов. По всей дороге — ни одной машины. Слава глянул в зеркальце: преследователей не видать.
Мила просто оглянулась.
— Никого. Слушай, останови. Меня тошнит.
— Что? — не понял Слава.
— Меня в машине укачивает. — Мила зажала рот ладошкой. — С детства. Не всегда, но…
Слава разко нажал на тормоза. Хорошая машина, сразу встала, без рывков. Класс! Всю жизнь бы на такой катался. Мила успела выскочть наружу и тужилась, держась за ствол дерева. Но ничего не выходило. Душно, хотя и кондиционер работает. Слава опустил стекло, а потом и вовсе вылез, проверить, что случилось.
— Извини, — Мила растерянно сидела на обочине, — я не хотела. Вот, — ткнула пальчиком по ноге, — и колготки свои любимые порвала…
Легко, одним движением, она стянула с себя ненужную теперь половинку целой колготки. Вторая половинка слетела сама. Слегка помяв в руке, Мила зашвырнула в кусты темный комочек.
— Все, мамин подарок! — устало вздохнула Мила, — колготки недолговечны. Эти продержались дольше остальных.
Она кокетливо протянула голую ногу вверх, немного подержала, покрутив носком:
— И так красивая, правда? — на Славу Мила не глядела, только на свою ногу.
— Ты балетом занималась? — наобум спросил Слава.
— Да, два года балетом, год гимнастикой и пять месяцев фигурным катанием. — оттянув ступню с поджатыми пальчиками, она исполнила какое-то воздушное па.
— Нравится? — Мила остановилась у капота машины и сложила ножки «бантиком» — пятки вместе, носки врозь.
В кабаке черная футболка была аккуратно заправлена за широкий пояс юбки. Ночью не бросались в глаза ни неровность края, ни нитки, чуть вылезающие за этот край. Воздушные колготки, при всей своей относительности, делали девочку одетой. Сейчас Слава уставился на ее тонкие длинные ноги и никак не мог оторвать взгляд. Только краснел. Выпущенная наружу футболка доходила до края слишком короткой юбки, кое-где перекрывая этот край, делая юбку и вовсе бессмысленной и ненужной, а девочку голой. Поняв в чем дело, Слава поросил:
— Заправь, пожалуйста футболку.
— Так жарко же, — она откинула назад нечесанные волосы, косичек не было, один пушистый ком. На шее, по впадинке рядом с натянутой мышцей, блеснула длинная нить серьги.
— Поехали, — со странной злостью на самого себя, Слава сел за руль. Чтобы успокоиться, хотелось разогнать эту великолепную машину, да шандарахнуть как следует в дерево покрепче. Так ведь не разобьется! Броня.
«Варкалось. Хливкие шорьки…»- почему-то пришел в голову этот отрывок из книжки, которую читала в детстве мама. Может быть, потому что действительно не смеркалось, а все вокруг как-то воркалось. И дома, и люди, и дорога впереди.
— Стой! — приказала Мила, — тебя заносит.
— Да никуда меня не заносит, — попытался оправдаться Слава, но, все же, притормозил и остановился.
Немного посидели молча. Слава расправил онемевшую спину. Людей на улице никого, машин нет. Что случилось? Только маячит впереди прилавок из поставленных на попа ящиков, рядом ведро черешни и еще чего-то. А продавца нет. Стоит пустой прилавок напротив калитки, лежат на весах красные помидоры… Тишина. Снова страшно. Слава осторожно вышел из машины, огляделся. Специально погромче захлопнул дверцу. Постоял, подождал. Ничего. Только ветер теребит листья на деревьях и падают на землю какие-то ягоды.
Медленно подошел к ящику-прилавку. Аж дух перехватило. Глаза разбежались и никак не могли остановиться на чем-нибудь одном. Лежала плавной змеей-загогулиной красная колбаса, рядом еще коричневая — домашняя. Трехлитровая банка молока, пакет творога. Килограмма три. Это тебе не жидкий ресторан! А где хозяин-то?!
— Эй! — Слава подошел к калитке и крикнул.
Даже если все это просто ловушка, расставленная на дороге кровожадными джиннами для доверчивых добрых молодцев, он решил рискнуть. Оглянулся — Мила доедала помидор и вертела в руках колбасу.
— Брать будете? — спросила усталая пожилая женщина, вытирая измазанные землей руки о передник.
Слава мог только кивнуть.
— Сейчас подойду, — она, не торопясь, сполоснула руки водой из аллюминиевого рукомойника, подвешенного на жерди возле дома.
Слава с нетерпением слушал, как бьется в ее ладонях металлический язычок. Мила уже жевала колбасу.
— Творог возьмем? — зачем-то спросил Слава девочку.
— Ага. И помидоры, и черешню! — Мила подозрительно ткнула пальцем в пакетик с мелко наструганной оранжевой морковкой. — А это что?
— Морковочка, корейская. Берите! Вот, сливочки попробуйте…
Сливки оказались густыми и сытными, как хорошая сметана. Слава даже спросил, какая она, сметана, здесь бывает. Неужели действительно ложка стоит, как бабка рассказывала про старые добрые времена. В сказки не верилось.
— Нету, сметанки. Всю разобрали, — покачала головой женщина, — морковку тоже всю возьмите, под колбаску…
И Слава взял морковку. Вот картошку молодую подумали и решили не брать. Ведро черешни разгрузили по драным полиэтиленовым мешкам. Мила спросила, где можно переночевать, женщина обьяснила про турбазу:
— Чуть дальше по дороге, там указатель будет. Увидите.
Дурацкая черешня вырывалась из пакетов и бегала по машине. Турбаза называлась «Орлиный залет», и Мила почему-то фыркнула себе в руку. Самым тяжелым оказался разговор с администраторшей, потной прыщавой теткой, которая выдавала только одну койку на один паспорт и грозила без паспорта вообще с базы выгнать взашей с миллицией. Но номера были только двухместные, поэтому Слава заплатил за одну койку, а добрая кастелянша выдала два комплекта белья.
На всю базу работала одна душевая кабинка, поэтому помыться до отбоя, то есть до десяти часов, Слава не надеялся. Просто привел себя в порядок, как мог, в туалете. Впрочем, он был не один такой умный. Пришлось ждать очереди. Администраторша строго-настрого запретила есть в номере и распивать спиртные напитки, а также ходить по территории после отбоя. Но, видно, никто этого распоряжения не выполнял. Было шумно и людно. Слава еле нашел дорогу обратно в свой номер — маленький деревянный домик, разделенный внутренней фанерной пергородкой на две секции. В каждую секцию втискивались пара кроватей, одна тумбочка и шкаф. К шкафу Слава подойти побоялся: ножка одкосилась, сооружение опиралось на стену, дверца держалится на двух хлипких винтах, а другая намертво прибита гвоздями.
«За что столько денег содрали? — удивился Слава, — в туалете грязно, душ не работает, столовая с семи часов закрыта!» Хорошо, хоть белье было читое и не рваное, немного сыровато, но ничего. Подрожав слегка, Слава скоро согрелся. Сказалась старая закалка.
— Слав, ты спишь? — в комнату осторожно вошла Мила.
— М-мм?