хвост мышку:

— Славик, постели ребенку постель, а я пока ужином угощу, — Савватий нависал горой над девочкой, вжавшейся внутрь просторной кожаной куртки.

— Ну, убивай, ну…

— Поздно уже, спать пора, тебе на работу завтра. Сав, ты что, очумел совсем?

— Вот и пойди и постели ей, как я сказал, — он сгреб девочку за шкирку и втолкнул на кухню, — а мы пока побеседуем о вежливости и, ну ты меня понял?

— Ты на «понял» не бери, — с облегчением сбросив груз ответственности, Слава ушел в свою комнату. Брат просто шутил…

С кухни стали доноситься голоса — хоть и не должны были: звукоизоляция в квартире прекрасная, и если все равно что-то слышно — значит, там орут:

— … Этническая доминанта!..

— … Россия!..

— … Так прабабушка-то!..

— … Заткнись, говно! Сволочь!!!

— Что у вас тут? — Слава зашел на кухню как раз вовремя, чтобы вклиниться между девчонкой и братом, — Ты ему что сказала?

— А ничего, ну просто, если прабабушка по материнской линии была еврейка, значит — и он тоже считается еврей, и имя Савватий…

— Сучка! — Брат попытался вскочить, чуть стол не опрокинул, но наткнулся на Славу и остановился. Только дышал через стиснутые зубы. Мила успела проскользнуть в ванную и заперла дверь:

— …Библейское! Полотенце чистое есть?

— Отведи ее спать, — слова Савватий цедил с осторожной ненавистью. — Завтра выгонишь.

— Возьми зеленое, это мое, — Слава вдруг понял, что стоит посреди кухни совершенно голый. — М- да.

— Если ты собрался тащить это в свою койку…

— Нет, — Слава попытался обмотаться кухонным рушником.

— Не погань тряпку, ею посуду вытирают.

Увернувшись в последний момент от удара, Слава пропустил брата в его комнату.

— Спокойной ночи.

Утро оказалось совсем хмурым, Слава вспомнил, что брат будил его и что-то втолковывал, но время уже — одиннадцатый час, значит, предварительную явку на работу уже проспал… Глаза сами собой закрылись…Странно: лень была побеждена еще в далеком детстве открытой форточкой, зарядкой и холодным душем. Сейчас форточку кто-то закрыл. В ожидании непонятной опастности напряглось тело. Что говорил ему Савватий? Он уезжает? Уходит? Анька! Вспомнил, Савватия не будет недели две… Лениво откинув легкое одеяло, Слава, не торопясь, слез с кровати. Махнув пару раз руками вверх-вниз, чтобы разогнать застоявшуюся за ночь кровь, он направился в туалет, но вдруг остановился на пороге большой комнаты: на софе кто-то спал. Еще не совсем проснувшись, он непонимающе глядел на негритянские косички в пластмассовых кружочках, тонкий темный профиль на подушке, зажатый в кулачке маленький острый нож. Длинные ряды ресниц вздрогнули и раскрылись, покрытое витым узором лезвиие сдвинулось к подбородку, прижав пушистый серый плед.

— Э, привет. Ты кто? — тут Слава вспомнил.

— Винни-Пух! — девочка подтянула колени и села, готовая прыгнуть на него с ножом в руке.

— Ты что, рехнулась? — он с интересом рассматривал лезвие — явный самопал.

— Не подходи!

— А я и не подхожу, — Слава сел на освободившийся край софы и протянул руку, — дай посмотреть.

— Не дам, — выскочив из постели, она схватила брюки и стала одеваться.

— Откуда у тебя моя рубашка?

— Нашла в стиральной машине.

— Значит, она грязная.

— Ничего, сойдет. Я есть хочу. Ты почему не одеваешься?

— Сними грязную рубашку!

— Не подходи, я в окно выпрыгну!!!

— Вот дура-то, — он рассмеялся, — ты ж не женщина, так… Ребенок! А о чем ты раньше думала?

— Сам дурак! Жрать пошли.

— Не командуй! Ишь, тоже мне тут!!! Поди на кухню и приготовь что-нибудь на двоих, живо!

— А что приготовить? — было видно, как она растерялась.

— Да хоть яичницу! Бутерброды, ты холодильник-то открой.

От резкого, нестерпимого запаха Слава проснулся окончательно, выскочив из ванной с зажатой во рту зубной щеткой. Мила сидела на табурете посреди кухни и тупо смотрела на пол:

— Она стреляет.

— Кто? — пена капала со щетки и изо рта на линолеум.

— Сковородка.

— А что воняет? — он распахнул пошире окно.

— Молоко, оно туда плеснуло, когда на меня брызгнуло. Я обожглась, и из стакана пролилось на плиту…

— Вон отсюда! — он тоскливо оглядел засранный стол и конфорки. Девочка встала и, потирая глаза, хотела выйти. — Стой! ТЫ ПОЦАРАПАЛА НОЖОМ ТЕФЛОНОВУЮ СКОВОРОДКУ!!!!

— Чего?

— Тефлоновую сковородку!

— Ну и что?

— Уйди, — Слава сплюнул пену в раковину. — Ты испортила дорогую, хорошую вещь — любимую сковородку Савватия, он хотел ее подарить Аньке. Отец привез Из Англии для мамы, мы берегли…

— Ну и висела бы она на стенке!

— Замолчи! — Слава чувствовал, как во все стороны от него открывается бездна человеческого отчаяния, — теперь на ней все будет подгорать, раньше ничего не подгорало, ничего… — говорил он в пустую кухню.

Размешивая в стакане какао, Слава задумался, как поступить с «подарком» дальше, держать это в доме не следовало, просто не хотелось. Что там такое сумел вытащить из нее Савватий?

Слава смутно припоминал, что брат просил его утром перед уходом не отпускать девочку одну до его звонка, или ему это приснилось? Кажется, Савватий был чем-то здорово встревожен, как в нелепом кошмаршом сне. Раньше кошмары Зарайским не снились. Никогда.

— Слав, а Слав! — совершенно неожиданно возникла фигура в дверном проеме, легкомысленно поигрывая давишним расписным ножиком, зажатым между средним и безымянным пальцами, в другой руке она несла любимую книгу его матери, — Откуда у вас Колридж? Светила ночи — неба жемчуга! Зачем это вам?

— Откуда у тебя этот нож? Зачем он тебе?

— Финарь? — только сейчас девочка обратила внимание на свои руки. — Так, подарок. Подари книжку, а?

— Нет. Пока я не узнаю о тебе все…

— Твой братец выпотрошил меня ночью до последнейй корочки. Что вам еще нужно?! — Нож выскользнул из смуглой руки и, подрагивая, очутился возле славиной головы, воткнувшись сантиметра на два в дверцу шкафа.

— Не порть, пожалуйста, мебель. Если ты не нуждаешься больше в моей помощи — убирайся. Чем скорее, тем лучше.

— А если нуждаюсь?

— Говори!

— А если я совру?