влажной от росы шерсти.

Совсем под боком неловко зарывалась в куртку от теплого щенячьего языка Мила, пытаясь сохранить остатки слабого сна.

— Уйди, да уйди ты! — Слава попытался отогнать щенка, но тот только отпрыгнул подальше и принялся звонко и весело лаять, обегая их кругами.

Вылизав Славе лицо, старшая овчарка унеслась куда-то в кусты. Тявкнув еще раз, щенок убежал следом, но Мила уже проснулась. Дорога была прямо под ними, метра два вниз, еще дальше спускался почти отвесно склон, густо поросший деревьями. Как они вчера по нему поднялись?

— Вернемся? — спросила Мила.

— Зачем? — Слава поежился, представив ночное восхождение среди мятых бумажек.

— Давай поглядим, как там… урла-то эта пришла или нет? — Мила отряхнула сено с волос и нагнулась к сумке. — Расческа есть?

Заметив шевеление на противоположном склоне — сквозь кусты и кривые деревья кто-то лез вверх, Слава подобрал с земли палку и невольно принял боевую стойку.

— Свои, свои, — пробурчал Макс, вылезая на растрескавшийся асфальт шоссе, — как вы тут по этому говну ночью-то пролезли?

Макс придирчиво осмотрел свою обувь и брюки. За спиной у него болтался длинный рюкзак на аллюминиевой раме, помятый кан где-то затерялся.

— Ну, что? Двинем отсюда? — Спросил Макс почему-то у Милы.

— А куда? — Удивилась девочка. — Давайте позавтракаем? У нас килька есть, — она повертела в руках две плоские банки без этикеток, — открывалку найдете?

Макс достал универсальный нож походника — два сложенных лезвия, большое и маленькое, вилка, ложка и почему-то пилочка для ногтей. Он легко открыл банки. Внутри оказались сомнительные фрикадельки, может быть и из килек…

— Так куда двинем-то? — переспросила Мила, отшвырнув пустую жестянку в кусты.

Макс равнодушно пожал плечами. В этом его равнодушии сквозила странная заинтересованность:

— Хотите ботсад посмотреть?

— Зачем? — Мила удивилась еще больше.

— Ну, бамбук там всякий или рододендроны… Красиво. Достопримечательность Крыма! Вот и в буклетике вашем…

Мила развернула обгоревшую книжицу.

— Славик, вы хотите полюбовться на достопримечательности? — девочка ткнула пальчиком в фотографию неестественно изогнувшейся сосны на крутом склоне.

— Нет. — Слава выгребал солому из-под пропахшей потом рубашки, — не хочу достопримечательности.

— С утра пораньше подгреб Поганка со своими друзьями, панков наших вниз вышибли, — с неприятной усмешечкой процедил Макс, — И чему-то сами очень удивились… А то на троллейбусе, с ветерком… Проедем пару остановочек, на пальмы посмотрим!

Ласково чирикали утренние птички, солнце светило все жарче. На дороге почему-то было пусто. И тихо. Только птички.

— Культурная программа! — задумчиво процедила Мила, — А вы, значит берете на себя попечительство о больных детях?

— У меня свои игры, у вас — свои, — Макс пошебуршил бороду. — До ботсада можем вместе двинуть. А дальше уж как сложится.

До остановки шли молча, быстро и не оглядываясь. Троллейбус был почти пуст. Макс сразу заснул, Мила смотрела в окно на поросший лесом крутой склон с редкими каменистыми осыпями.

— …Следующая остановка — Никитский ботанический сад… — слова в динамике хрипели, сливаясь в неясное шипение. Поэтому Слава сначала не понял, что они уже приехали.

Никакого сада видно не было. Слава ожидал увидеть сразу вывеску, как в зоопарке, только с намалеванными пальмами и яркими красными цветами. Но Макс, подхватив свой длинный рюкзак, уверенно двинулся по дороге вниз, в сторону моря…

Спуск утомил, уже слишком палило солнце, хотелось в тень или в синюю глубь воды. Перед входом пришлось брать билеты, ждать зачем-то экскурсавода. Экскурсавода ждала еще группа мелких вьетнамцев, в основном — молодые тоненькие девушки, а еще две улыбчивые старушки в черных брючках и ушастый молодой человек в сером костюмчике с галстуком. Вьетнамцы весело щебетали по-своему, щелкали дешевыми фотоаппаратами и держались как-то неуловимо сообща, похожие на маленький разворошенный термитник. У Макса с собой оказалась пластмассовая бутыль с минералкой, Мила купила себе мороженное.

Ботаническим сад назывался только из-за нелепых и почти неразличимых в траве нашлепочек- этикеток с названиями этой самой травы и деревьев. Кее-где виднелись пальмы, кое-где сосны, яркие цветы на клумбе и конотеатр. Они прошли мимо нелепого гигантского портика. На колоннах облупилась белая краска. Вьетнамцы все также воссторженно разглядывали громоздкие постройки тридцатых годов и фотографировали. Никто им этого не заприщал, хотя Слава заметил у входа строгую табличку.

Тяжелую сумку с барахлом, ясное дело, пришлось ташить Славе. Поэтому с каждым новым шагом в его теле лопались тонкие струны терпения, а в измотанной душе закипали по очереди ярость, обида, сухая ненависть и что-то еще. Все это складывалось и переливалось в разнообразные узоры, словно под стеклышком игрушки-калейдоскопа.

— Все! Не могу больше! — Слава устало бухнулся на скамейку под каким-то зеленым кустом.

— Если вам еще что-то интересно, сами дальше тащите! — он демонстративно швырнул сумку куда-то под скамейку и с наслаждением растянулся на теплых досках.

Напротив приятно журчала вода, стекавшая водопадиком из одного прямоугольного бассейна в другой. В заросшем травой бетонном прудике плавали яркие красные караси — золотые рыбки. Любопытные детишки кидали туда хлеб и пытались поймать хоть одну…

— Слышь, — попросил Славу Макс, скинув на горячий асфальт свой похожий на распухшую кишку рюкзак. — Я тут мигом…

Слава только лениво проводил взглядом его широкую спину. Не выспался, в голове что-то тихонько трещало и щелкало, как в забытом телевизоре, потерявшем нужную программу. Щурясь на ярком полуденном солнце, Мила вместе с малыми детьми пыталась выловить в бассейне рыбку. Один раз ей это удалось — алое пятно выскользнуло из тонких темных пальцев и забилось на шершавом бетоне, потом бултыхнулось обратно в воду. Дети счастливо загалдели. Приветливо заулыбались молодые вьетнамочки, чуть приотставшие от своей группы. Дисциплинированная группа уже свернула от голубой сосны в сторону чуть заметного цветочка. Отвлекшаяся на пойманную Милой рыбку парочка щелкнула еще раз фотоаппаратом и просоединилась к остальным.

Нечаянно Слава поймал чей-то упрямый взгляд — возбужденно горели на бледном лице ярко-синие глаза. Черная кожа куртки, неестественно вытянутое лицо. Горящие глаза прикрылись черными нашлепками-стеклами… Должно быть, Поганке солнце слепило глаза. Его спутники хмуро держались в тенечке, о чем-то переговариваясь между собой. Мила сидела к ним спиной на бордюре бассейна, теребя нелепую водоросль, и курила. Поганка кивнул своим, и они исчезли в боковой аллее, слившись с группой экскурсантов. Слава не успел даже как следует испугаться, только головой помотал — не померещилось ли по жаре?

Докурив, Мила зашвырнула в водоем водоросль вместе с окурком, отряхнула подмоченные штаны и направилась к Славе.

— Видал? — хрипло спросила девочка.

— Что? Рыбу?

— Черт, опять влипли! Целая стая подвалила. Человек пятнадцать… — она испуганно огляделась по сторонам.

— Что, страшно стало? Испугалась? — Зачем-то решил поддеть ее Слава.

— Дурак что ли? Они нас тут в кустах положат, как плюнуть. Будем цветы удобрять…

Обогнув бессмысленный бетонный резервуар с темной водой и красными рыбками, прямо к ним