Вода внизу была зеленая — очень чистая и очень красивая, но совсем не приветливая: в глубине под внешней чистотой пряталась опасная муть, а в воздухе на уровне лица летали злые брызги. Брызги казались частью общего шума, поддержанного басом движка и струнной оркестровкой ветра; у самого борта стоял коренастый алкаш со сломанным носом, обняв за талию улыбчивого смуглого паренька, и радостно пел шевчуковскую «Осень». Паренек подпевал. Остальные тоже пели, но что-то другое, не про осень и уже не про комиссара: «Нас было двадцать восемь в танке, в живых остался я один…» Возле основной поющей тусовки притерся Сашок, по правую руку от него сквозь море и небо росли невнятные лысые горы, похожие на холмы. Катерок пробирался вдоль щели между миром сотворенной земли, зависшей в плоскости, и бессмысленно-пустым горизонтом, в бесконечной потенции имеющим другой иррациональный берег.

Бабушка Нгуэн была в ярости. Разумеется, ярость никак не отражалась на ее вечно гладком лице цвета светлого воска, но ладошки ее были плотно прижаты друг к другу, а в голосе слышался горячий, почти раскаленный металл.

— Господин Цеппелин, вам следует окончательно решить, кто от выс убежал — дочка или заложница. Если она заложница, то ее следует убить, но немножечко, тихо-тихо, чтобы наш друг Иосиф об этом не прознал. Иначе она будет в конце-концов иметь великое удовольствие вернуться к своему отцу. Если она дочка, то убивать ее не следует, хоть это и поведет нас всех по длинной дороге печали и испытаний. И ваше испытание будет состоять в том, чтобы убить нашего друга Иосифа. В любом случае я очень скорблю. Отвечайте, пожалуйста.

Цеппелин нервно ерзал в своем кресле. Кресло было для него слишком узким — за последнее время он очень располнел. И абсолютно облысел. Только астмы не хватало ему, чтобы окончательно смахивать на дона Темпесту.

Дон Темпеста к своей полноте давно привык и сидел в своем кресле спокойно. Да и волноваться ему, собственно, было абсолютно не о чем: возникший скандал не затрагивал его сфер влияния.

Зато отец Грубер ерзал почти так же нервно, как и Цеппелин. Четки мелькали в его длинных белых пальцах.

Кресло Бар Аввана пустовало.

Все кресла стояли вокруг большого пятиугольного стола, украшенного инкрустированной панелью в виде карты мира. Больше в комнате не было никакой мебели. И окон тоже не было. Комната скрывалась за стенами одинокого ветхого бунгало посреди пустынного плато в Аппаллачах. Зачем бабушка Нгуэн назначила встречу там, где могут орудовать люди Иосифа? Неужели она успела тайно с ним о чем-то договориться?

Будто почувствовав общее подозрение, бабушка Нгуэн сделала успокаивающий жест рукой:

— Я договорилась с нашим другом Иосифом, и не хочу делать из этого тайны. Я договорилась с ним именно для того, чтобы это не было тайной.

— Поясните, пожалуйста, свои мудрые слова, — прохрипел дон Темпеста.

— Разумеется, но после того, как господин Цеппелин пояснит свою позицию.

Цеппелин перестал ерзать. Пожевал губами. И ответил одним словом:

— Дочь.

— Вы только что так решили? — мягко спросил отец Грубер.

— Да. Только что. И я очень благодарен бабушке Нгуэн за то, что она заставила меня, наконец, определиться с этим вопросом.

— Ну что же, — улыбнулась бабушка Нгуэн, — теперь вам осталось определиться еще с одним вопросом. Немножечко другого характера. Я заслужила любовь нашего друга Иосифа тем, что сообщила ему все адреса, по которым могут находиться его бывшие, а ваши нынешние, господин Цеппелин, жена и дочь. Наш друг Иосиф отправился на охоту. Но истинная мудрость судьбы должна заключаться в том, что охотник станет жертвой. Вашей жертвой, господин Цеппелин. Он непременно вас найдет, а вы непременно его убьете. Или он непременно убьет вас. И мы все возрадуемся.

В комнате повисло молчание, нарушаемое иногда булькающим дыханием дона Темпесты и легким постукиванием четок отца Грубера. Цеппелин перестал ерзать, замер. И вдруг улыбнулся. Бабушка Нгуэн сделала вид, что расценила это, как согласие.

— Чему конкретно вы возрадуетесь? — улыбаясь, спросил Цеппелин.

— Любой исход принесет умиротворение, — проворковала бабушка, — либо Иосиф займет ваше место, либо вы займете место Иосифа.

Если Цеппелин, казалось, успокоился, то отец Грубер забеспокоился еще сильнее. Он перестал мусолить четки и уставился на бабушку Нгуэн.

— Кстати об умиротворении. Я слышал, в войну включились новые силы. Некто по имени Рыбак.

— Местная шпана… — хохотнул Цеппелин.

— Великая скорбь, когда местная шпана вдруг перестает быть местной шпаной, — ответила бабушка Нгуэн.

— Я предложила нашему коллеге Бар Аввану договориться с этой местной шпаной. В настоящее время он как раз там, в России.

— Я уже договорился, — Цеппелин глянул на часы, — в данный момент на одну из моих квартир как раз должны привезти новую мебель, а заодно — труп этого самого Рыбака и кассету с цифровой записью информации по всем его группам.

— Вот эту? — отец Грубер вытащил из внутреннего кармана видеокассету. Цеппелин напрягся.

— Да, такую. Видеокассета с цифровой записью. Но откуда…

— Мне ее передал некто Николас.

— А, «ниндзя-черепашка», — снова улыбнулся Цеппелин.

— Не приуменьшайте его возможностей. Николас прошел прекрасную школу в Китае, Японии и на Памире, в России. Одно время он работал у меня…

Наконец, заволновался и дон Темпеста. Он даже привстал, а голос его с хрипа перешел на еле понятный свист:

— Николас Хорхе Луис Кесарес? Иностранный легион? Орден Иезуитов? Но ведь это — мой человек! Почему я…

— А почему — я?! — вдруг спросила громко бабушка Нгуэн. От ярости она тоже привстала со своего места.

— Почему я ничего не знаю? Цеппелин, может, Николас и на вас работает?

— Ну, пару раз… — промямлил Цеппелин.

— Боюсь, теперь он работает на самого себя, — подвел итог отец Грубер, — это меня и беспокоит. Он, правда, не отказывается от сотрудничества. В частности, мне он по старой дружбе сообщил, что в дело включились российские спецслужбы.

— Та-а-ак! — бабушка Нгуэн села на место. Снова плотно сложила ладошки. И гневно вперилась в Цеппелина.

— Господин Цеппелин. Вы не смогли понять, за кем гонитесь, за дочерью или за заложницей. Вы наделали очень много шума. Вы подняли со дна реки слишком много ила. И мне теперь кажется…

Неожиданно Цеппелин резво вскочил со своего кресла и запрыгнул на стол. Он сделал это как раз вовремя: между подлокотниками его опустевшего кресла с оглушительным хлопком проскочила толстая электрическая искра. Запахло озоном.

Цеппелин прошелся по столу и встал вплотную перед бабушкой Нгуэн.

— Я смотрел фильмы про Джеймса Бонда. Я готов к таким штучкам — лучше, чем вы думаете. Во- первых, домик заминирован.

Отец Грубер снова принялся мусолить четки, дон Темпеста затаил дыхание. Бабушка Нгуэн сомкнула челюсти с такой силой, что ее лицо потеряло цвет воска и приобрело цвет бумаги. А Цеппелин продолжил: