пожалуйста!
Ведерников медленно приподнимается и осторожно вглядывается в Ольгу.
Ольга. Милый мой.
Ведерников берет ее голову нежно целует в губы. Солдаты просыпаются.
Первый с о л д а т. Что за шум, а драки нет?
Второй с о л д а т. Слышь, Мишка, а мне приснилось, будто убило нас.
Третий с о л д а т. Ну да! Новое дело.
Все трое засыпают.
Артиллерист (Солдатенкову). Там внизу люди кричат, схожу узнаю. (Идет к переправе.)
Солдатенков (подходит к Ведерникову). Ну, что я говорил? Вот и встретились, товарищ военврач.
Ведерников (Ольге). А ведь я не узнал тебя, чуть не ушел. Когда ты спала, у тебя было такое чужое лицо. И волосы седые, вот здесь. (Смотрит на нее, все еще не веря, что это не сон.) Жизнь моя.
От переправы поднимается артиллерист, на руках его лежит Зойка.
Артиллерист (кладет Зойку на землю). Все, товарищ военврач.
Ведерников (наклоняется над ней). Зойка!
Зойка (тихо). Встретились, Александр Николаевич? Ну вот, прощайте. Теперь имею право. Была Зойка – и нет. (Умирает.)
Солдатенков. Кому смерть, кому жизнь.
Молчание.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ. Май 1945 года.
Поселок Сокол. Небольшой садик перед домом Лаврухина, отделенный забором от соседского участка. Звездное небо. Из освещенных окон соседнего домика доносятся звуки радио – бой часов с Красной площади. Открывается калитка, входят Ольга и Ведерников с чемоданами.
Ольга. В окнах темно. Кажется, легли спать.
Ведерников. Двенадцать. Слышишь, кремлевские часы бьют!
Они берутся за руки и слушают далекий бой часов.
Ольга. Неужели мы дома, Шура?
Ведерников (не сразу). Все может быть.
Ольга (шепотом). Я постучу.
Ведерников (тоже шепотом). Тебе страшно?
Ольга (помолчав). Что мы скажем Мише?
Ведерников. Все. (Быстро взбегает на крыльцо и стучит в дверь.)
Ольга. Неужели никого?
Ведерников (освещает фонариком дверь). 3амок на двери.
Садятся на ступеньки.
Ольга (задумчиво). Странно. Я часто думала о своем возвращении, какое оно будет. Все случилось не так. Совсем.
Ведерников (берет Ольгу за руки и ласково сажает рядом с собой). Ты напрасно не послушалась меня. Прямо с вокзала нам следовало поехать к маме. (Улыбнулся.) Мне так хочется, чтобы вы подружились. (Ольга нежно обнимает его.) Мы с тобой, как два беспризорника.
Ольга. Почему?
Ведерников. Так мне кажется.
Ольга. О чем ты думаешь?
Ведерников. О нашем доме. Видишь, я нарисовал его на земле прутиком. Тебе нравится?
Ольга. Да. (Улы6нулась.) Особенно воротца красивые.
Ведерников. Где этот дом, Оля?
Ольга. Не знаю. (Показывая на рисунок.) Вот здесь. И больше нигде. (Смотрит на Ведерникова.) Ты все время думаешь о Люсе и Шурочке. Что с ними, да? (Ведерников молча кивнул головой.) И я тоже. (Тихонько.) 3наешь, на войне я часто загадывала – неужели мы снова встретимся? Тогда это казалось таким счастьем! А вот теперь, когда мы наконец вместе…
Ведерников. Это перестало казаться счастьем?
Ольга (в отчаянии). Молчи. Мы так долго искали друг друга. И вот нашли. (Сжимая его руки.) Остального нет. Правда?
Ведерников. Наверно.
Из соседнего домика слышится негромкая музыка, Ведерников настороженно прислушивается.
Ольга. Что ты, Шура?
Ведерников. Песенка. Помню, у меня в госпитале один майор пел. (Не сразу.) А потом умер. (Стиснул зубы.) От гангрены. (Горячо.) Понимаешь, умер человек, а вот глаза его перед смертью, взгляд. Этого из памяти не выжжешь. Ничем.
Ольга. Ты считаешь, что виноват в его смерти?
Ведерников. И так можно считать.
Ольга. А иначе считать можно?
Ведерников. Можно. То-то и горе. (Песня смолкает.) Замолчал майор. (Опускает голову на руки.)
Ольга (ласково). Шура.
Ведерников (быстро). Если бы ты знала, как мне нужен сейчас Михей! Ах, черт, я слишком много всего наобещал! И вот мне тридцать, молодость прошла. (Пауза.) Нет! Пусть все, все будет сначала.
Ольга (тихо). Пусть. (Помолчав.) Это все-таки глупо – сидеть одним, ночью, в саду, Пойдем к соседям, узнаем, где наши. Может быть, уехали куда-нибудь.
Ведерников. Идем.
Они уходят на соседний двор. С улицы слышатся голоса. Затем отворяется калитка, и в садик входят тетя Тася, Нина, Лаврухин и Галина.
Лаврухин (смотрит на часы). Первый час. Мы ведем себя как отчаянные полуночники.
Тетя Тася. На Нинином месте я бы вообще не ложилась спать! Взяла бы лихача – или, как это теперь называется, «виллис»? – и до рассвета каталась бы по Москве. Как никак, а после конца занавес давали четырнадцать раз!
Лаврухин. Что и будет немедленно отмечено. Приготовлены торт и шампанское. Мы будем до утра прожигать жизнь.
Тетя Тася. Мои дорогие, я отправляюсь на кухню. Иначе вам придется ждать целую вечность. Увы, меня губят все эти технические модернизации вроде керосинки.
Нина. Я помогу вам, тетя.
Тетя Тася. Ни за что! (Уходит в дом.)
