поговорить с ней о том, что его тревожило.

– Мама! Дядя Джордж! – торопил их Бруно.

Они прыгнули в теплую воду и принялись играть, как дети. Раз или два тела мужчины и женщины случайно соприкасались, но тотчас же отдалялись друг от друга. Аннализа почувствовала давно забытую блаженную истому, и Джордж ощутил дрожь наслаждения, какой прежде не вызывала у него ни одна женщина. Однако разум подсказывал необходимость держаться на безопасном расстоянии.

Джордж был умным и обаятельным молодым человеком, вызывал восхищение у всех знакомых женщин, но ни в одну из них ни разу не влюбился. У Филипа, хранителя семейных устоев, это вызывало осуждение. Теперь он подумал, что старший брат, может быть, был не так уж не прав. Они вышли из бассейна, роняя капли воды и потоками излучая радость. Ласковый ночной ветерок обвевал их разгоряченные тела. Воздух под серебристым пологом неба был теплым: долина, цепью гор защищенная от океанских ветров, ждала скорого наступления лета.

Накинув купальный халат, Аннализа стала растирать полотенцем крепкое тело сына.

– Видел бы тебя сейчас твой дедушка, – с гордостью улыбнулась она, вспоминая о старом бароне Монреале.

Бруно был на седьмом небе.

– А можно мне еще немножко побыть с вами? – спросил он, прекрасно сознавая, что и так уже выбился из привычного расписания.

– Нет, Бруно, – мягко возразила мать.

– Ладно, мама, – согласился он. – Спокойной ночи. Спокойной ночи, дядя Джордж.

– Спокойной ночи, Бруно.

Он ушел к себе в комнату, гордый тем, что засиделся допоздна со взрослыми, как большой. Завтра в школе товарищи ему, конечно, не поверят.

Аннализа провожала его взглядом, пока он упругим шагом огибал край бассейна.

– Славный мальчик, – сказал Джордж.

– Надеюсь, ему суждена спокойная жизнь, – добавила Аннализа. Она не сказала «счастливая», чтобы не сглазить.

– Заботливая мать забывает самое себя ради сына, – шутливо попрекнул Джордж, подойдя к ней и принимаясь энергично массировать ей плечи. Она рассмеялась в ответ на эту дружескую ласку, но его прикосновение так взволновало ее, что смех тут же оборвался.

– Как бы я хотела, чтобы это мгновение никогда не кончалось, – вздохнула Аннализа в опасной близости от него. После стольких лет она впервые вновь почувствовала себя женщиной, молодой и полной радости жизни.

Джордж заметил это и понял, что оба они в опасности.

– В твоей жизни еще будет много минут, подобных этой, – он оттягивал время, а может быть, пытался найти для себя оправдание.

– Ты ничего не понял. – Алкоголь здесь был ни при чем, она рассуждала здраво, щеки ее горели, черные глаза сверкали, прекрасное лицо, обрамленное длинными, цвета воронова крыла, волосами, мягко светилось. – Может быть, у меня еще и будут в жизни такие минуты, как эта, но я думала о тех, что безвозвратно потеряны и никогда уже не повторятся.

– Сердце человека – это кладбище погубленных надежд, – пошутил Джордж.

– Старинная ирландская поговорка? – осведомилась она насмешливо, от души наслаждаясь этим пустячным диалогом.

– Нет, – ответил он, к вящему изумлению Аннализы, – это старинная сицилийская пословица.

– Я хочу, чтобы это мгновение никогда не кончалось, – упрямо повторила она.

– Все равно что изобрести эликсир долголетия. Или просить у бога бессмертия.

– Бессмертие – это не дар, – заметила Аннализа. – Бессмертие – это завоевание.

– Старинная сицилийская пословица? – спросил Джордж, обеспокоенный слишком серьезным поворотом разговора.

– Нет, – парировала Аннализа, – «Антология Спун-Ривер» [54].

Оба рассмеялись, прогоняя возникшее напряжение.

– Спасибо тебе за прекрасный вечер, – сказал Джордж.

Они были страшно близки друг другу. Их губы слились, и Джордж ощутил утонченное и острое волнение, какого никогда не испытывал с другими женщинами. Аннализа почувствовала слабость в коленях. Восемь лет прошло с тех пор, как в объятиях Кало она познала радость и стала женщиной.

Джордж решительно отстранился от нее.

– Это все, что мы можем себе позволить, Аннализа, – горько признал он.

– Я знаю, – она была благодарна ему за правду, которая ее ничуть не унижала. – Но это было бы прекрасно, – ей не хотелось наглухо запирать двери, не оставив даже узенькой щелки.

– Хорошо, что мы еще можем без стыда смотреть в глаза Филипу.

Они направились к бару.

– Ладно, Джордж, – Аннализа со вздохом, но без особой убежденности приняла это доказательство верности семейному долгу. – Но теперь мне просто необходимо взбодриться, – добавила она решительно.

– Шотландского? – спросил он с улыбкой.

– Просто как лекарство, – оправдывалась Аннализа. – Налей чего угодно.

– Тебе бы следовало на время переехать в город, – посоветовал он.

– Может, ты и прав, – согласилась она, не выказывая ни малейшего энтузиазма. – Возможно, это неплохая мысль.

– Рад, что ты тоже так считаешь. – Он зажег сигарету и с облегчением затянулся.

Из окна своего кабинета Филип видел все, хотя и не мог расслышать, о чем говорят эти двое. Он вернулся домой, пока Аннализа, Джордж и Бруно катались верхом. Желая загладить вред, нанесенный собственной грубостью, он укрылся в библиотеке, переживая угрызения совести пополам с гневом и заливая все это шотландским виски. Он дождался их возвращения, он видел, как они вышли к бассейну, с каким наслаждением плавали и играли, а когда Аннализа и Джордж поцеловались, понял, что означает выражение «кровь стынет в жилах». Он буквально окаменел, не в силах шевельнуть пальцем, чувствуя себя униженным и бессильным. Ему захотелось покончить с собой, исчезнуть навсегда.

Джордж, обладавший всего-то навсего простотой и веселостью, сумел покорить женщину, которой он, Филип, обладал, но так и не смог завладеть. Когда-то давным-давно он тоже сумел пробудить в Аннализе этот радостный смех, но его счастье вспыхнуло и мгновенно погасло, как перегоревшая лампочка. То, что он сейчас увидел, открыло ему глаза на правду: Аннализа никогда не принадлежала ему.

После первой волшебной встречи она больше не давалась ему в руки, в то время как его собственное желание росло с каждым днем. Это было желание взаимной страсти, и его не могло удовлетворить ритуальное жертвоприношение в виде покорно предлагаемого тела. Фил по-прежнему был страстно в нее влюблен.

Он смотрел, как Аннализа и Джордж пьют и беседуют, сидя на высоких табуретах у стойки бара: живое свидетельство его несостоятельности как мужчины, как мужа, как отца. Его жена бросилась на шею Джорджу, а еще раньше Бруно веселился с ними, смеясь и радуясь жизни.

Установленный Филипом в соответствии со строгими семейными традициями режим устрашения ни к чему не привел: любовь, привязанность, уважение невозможно навязать силой. На всех фронтах Филип неправильно выбрал стратегию, а теперь боевые действия зашли так далеко, что отступать, видимо, было уже поздно. Цепляясь за мебель, чтобы не упасть, он с трудом добрался до кресла.

Стояло солнечное калифорнийское лето. Был июнь, прошел месяц после той удивительной ночи в Нейпа-Вэлли. Аннализа лежала на надувном матрасе, покрытом махровым полотенцем, у края окруженного тропической зеленью открытого бассейна на вилле в Сосалито.

На ней был белый купальный костюм, подчеркивающий красоту загара. Океанский бриз доносил аромат цветов, смешанный с запахом морской соли. Солнце сильно пригревало, и она уже предвкушала, с каким наслаждением окунется в прохладную воду. Протянув руку, Аннализа взяла свои верные часики «Вашерон-