И Пушкин, воздевая руку, а в ней - трепещущую муку, как дрожь невидимой трубы, в незабываемом наитье читал: '...мужайтесь и внемлите, восстаньте, падшие рабы!» Они еще мальчишки были, из чубуков дымы клубили, в мазурках вихрились легко. Так жить бы им - сквозь поцелуи, сквозь переплеעь бренчащей сбруи, и струи снега, и «Клико»! Но шпор заманчивые звоны не заглушали чьи-то стоны в их опозоренной стране. И гневно мальчики мужали, и по-мужски глаза сужали, и шпагу шарили во сне. А их в измене обвиняла и смрадной грязью обливала тупая свора стукачей. О, всех булгариных наивность! Не в этих мальчиках таилась измена родине своей. В сенате сыто и надменно сидела подлая измена, произнося за речью речь, ублюдков милостью дарила, крестьян ласкающе давила, чтобы потуже их запречь. Измена тискала указы, боялась правды, как проказы. Боялась тех, кто нищ и сир. Боялась тех, кто просто юны. Страшась, прикручивала струны у всех опасно громких лир. О, только те благословенны, кто, как изменники измены, не поворачивая вспять, идут на доски эшафота, поняв, что сущность патриота - во имя вольности восстать!
ПЕТРАШЕВЦЫ
Барабаны, барабаны...Петрашевцев казнят!Балахоны, балахоны,словно саваны, до пят.Холод адский, строй солдатский,и ОНИ - плечом к плечу.Пахнет площадью Сенатскойна Семеновском плацу.Тот же снег пластом слепящим,и пурги все той же свист.В каждом русском настоящемгде-то спрятан декабрист.Барабаны, барабаны...Нечет-чет, нечет-чет...Еще будут баррикады,а пока что эшафот.А пока что - всполошенно,мглою свет Руси казня,капюшоны, капюшонынадвигают на глаза.Но один, пургой обвитый,
