благостности предстоящему разговору.

— Проходите. Устраивайтесь поудобнее. Готов сделать все, чтобы помочь вам в трудную минуту. Ваш покойный муж был моим соратником и единомышленником.

— Мне нельзя помочь, господин Рубин, — тихо сказала вдова, не трогаясь с места. — Моего мужа, убитого вами, уже не вернешь.

— Я понимаю, вы взволнованы и убиты горем, но советую вам держать себя в руках.

— Стараюсь как могу. Вы, очевидно, знаете из докладов своей агентессы, — Оксана кивнула в сторону стоявшей у окна Иконниковой, — что я читала доклад, составленный убитыми вами мэром, моим мужем и еще живым Берзиным, супругом этой дамы. Думаю, его смерть не за горами. После того как вы похитили сына Берзина, он не смог закончить работу, и это сделал за него мой муж.

— Вы тронулись рассудком. Свою лучшую подругу обвиняете в предательстве.

— Ни сумасшедших, ни дураков среди нас нет. Ни покойный мэр, ни Берзин, ни мой муж не могли вам ничего рассказать о докладе и о том, что вас ожидает разоблачение. Вы могли узнать об этом от губернатора. Но куда этот доклад попал, в чьих руках оказался после смерти мэра, вам могли рассказать только я или она. Я этого не делала. Вывод прост. Поняв суть, я поинтересовалась, как и каким образом ваша Елочка вылезла в свет. Мне помогли раскопать ее прошлое. Я думаю, что Берзин пересмотрит свои взгляды на собственную слабость и нерешительность, когда узнает правду.

— Спасибо, что предупредили. Будем считать и вас моей агентессой. Но мне непонятна все еще цель вашего визита. То, что сделали муж Лены и ваш супруг, в наших кругах называется предательством и сурово наказывается. Эти продавшиеся политиканы поднялись на свои пьедесталы с моей помощью. Они были пустым местом. Никем. Я их вывел в люди. А они нагадили в ту миску, из которой их кормили! Решили жрать с чужих рук?! Гангрена подлежит ампутации. Надо уметь проигрывать. Хочу подчеркнуть: я не начинал войну. Я защищаю свои интересы и тех, кто этого достоин. А самооборона не наказуема!

— Заблуждаетесь.

Оксана расстегнула сумочку, и в ту же секунду в комнату вошли два официанта в белых смокингах. Один остался стоять в дверях, другой подошел с подносом к столу, на котором стоял штоф запотевшей водки, стаканы и нарезанный черный хлеб.

— На помин души усопшего.

Возвращаясь к двери, он ловким движением вырвал сумочку из рук вдовы и высыпал содержимое на поднос. Среди женских безделушек лежал короткоствольный револьвер.

— Извините, но у нас свои правила гостеприимства.

— Идите, — коротко приказал Рубин. Официанты вышли.

Лена Иконникова стояла спиной к двери и не реагировала на происходящее. Она наблюдала в окно, как машину подруги отгоняют в гараж. Она улыбалась. Одно то, что она здесь присутствует, грело ей душу. Оксана была ей ненавистна. За все. За то, что родилась в хорошей крепкой семье, получила образование, вышла замуж по любви, родила и воспитала сына. Ничего подобного в жизни Елочки не случилось. Грязь, унижения, послушание, ненужные ей мужчины, фальшивые улыбки, ложь и опустошение.

— Я думал, вы умнее, уважаемая Оксана Борисовна, — холодно цедил вице-мэр. — Наивно рассчитывать на успех, выстраивая планы, заведомо обреченные на провал. Вы очень огорчили меня.

— Огорчу еще больше. Я и сама составила доклад. Сделала копию. Пусть он не так больно стегнет вас по зараженным гангреной ногам, но будет чувствительным. Копия — не оригинал, но тоже жалит. Хотите вы того или нет, но он попадет в руки правосудия. Мои адвокаты знают, что надо делать.

— Блефуешь, дорогуша! — злорадно усмехнулся Рубин. — Любое обвинение требует доказательств. Документов, печатей, подписей. А ты сумасшедшая. Вот это я сумею доказать. Полежишь в клинике доктора Веймера — и любая комиссия признает тебя полной идиоткой. Свихнулась баба на почве смерти своего мужа. Твоя попытка шантажа обернулась тебе же во вред. Ты подбросила монетку и загадала «орла». Но в политике не рассчитывают на удачу. Я поймал твою монетку в воздухе и повернул ее той стороной, какая устраивает меня.

Он вновь нажал на кнопку звонка. Официанты вернулись. У одного из них вместо подноса в руках был шприц.

— Вдова на грани нервного срыва. Дайте ей успокоительное.

Оксана вздрогнула. Теперь ей конец. Глупо получилось. В отчаянии она вскрикнула:

— Мой сын знает все, и он продолжит дело отца. Вы не уйдете от ответа!

Сильные руки схватили ее, и что-то кольнуло под лопаткой. Голова закружилась, и в угасающем сознании промелькнуло лицо Леньки. Боже, какая же она дура, зачем же произнесла его имя…

— Уберите ее, — приказал хозяин. — Так, чтобы и следов не осталось. И найдите мне отпрыска этой бешеной семейки. Возможно, щенок что-то слышал. Отправьте его к Веймеру в клинику. Там у него язык быстро развяжется.

Бесчувственную женщину подняли на руки и вынесли из кабинета.

Лена с ужасом наблюдала за происходящим. Она не раз прикидывала, каким образом это чудовище будет от нее избавляться, когда отпадет в ней необходимость. Теперь она воочию видела, как обходятся с отработанным материалом. Его она ненавидела больше остальных. Но ей мешал страх. Панический страх лягушонка перед удавом.

В кабинет заглянул боксер.

— Приехал профессор Веймер.

— Пусть зайдет. Приготовь машину и продукты. Мы с Елочкой отправляемся на яхту. Через час или раньше. Тяжелый день еще не кончился.

Не каждый сможет в течение нескольких часов лежать согнутым в дугу на металлических переборках. Шура Шелест смог. Хотя ноги и спина затекли, а руки покрылись масляным налетом. Кто бы взялся посчитать, сколько раз он вместе с кабиной поднялся и опустился и как это выражалось в километрах.

Лифт работал неустанно, с короткими передышками. Пауз никак не хватало для перехода с крыши в кабину.

Зато он собрал столько информации, что ее хватило бы на многотомник. К тому же охранники Рубина то и дело мотались вниз и любили поболтать, так что Шелест знал, кто у вице-мэра на приеме и кого он ждет. Самое глупое, что он сейчас мог сделать, так это попасть к ним в лапы вместе с диктофоном. Такое дело завалить мог только… нет, никто не мог. Рисковать он не имел права.

Каждый раз, как только лифт останавливался на четырнадцатом этаже, Шелест включал диктофон и приставлял ухо к окошку. Любого гостя вице-мэра встречал и провожал телохранитель, и он понял почему. Кто-то спросил охранника:

— Это же лифт, а не автомобиль, почему вы все время ключ вставляете в прорезь и поворачиваете его, перед тем как нажать кнопку?

— Без ключа четырнадцатый этаж блокируется. Вы на него не подниметесь и с него не спуститесь, если только по пожарной лестнице. В других лифтах и вовсе нет кнопки с номером четырнадцать.

— Ваш шеф перестраховщик.

— Ошибаетесь. Он человек осторожный и предусмотрительный.

— Может быть, я неправильно выразился.

Голос Духонина, которого он преследовал около суток, ему тоже услышать довелось. Мужик в ярости. Связь главного милиционера с главным преступником была полностью подтверждена, но доказательств — никаких. Важно, что Шелест знал об этом, и сутки не были выброшены в урну потерянного времени.

Сейчас лифт спускался в подвал. Голос, уже набивший Шелесту оскомину, снова давал распоряжения кому-то невидимому.

— Вот, возьми ключи и загони в гараж «форд», он стоит у центрального входа. Подгонишь его прямо к лифту, а я пойду договорюсь с охраной.