молодцы!

– Есть, сэр!

– Клади под ветер – лево руля! К абордажу товьсь! Лево, лево! Ну, братцы! Дружнее! Так держааать!

– Есть, так держать, сэр!

Плот прошел середину реки, мальчики повернули его направо и налегли на весла. Вода в реке была невысокая, течение слабое – две-три мили в час. И в следующие три четверти часа на плоту едва ли прозвучало хоть одно слово. Вскоре на дальнем берегу показался городок. Лишь пара-тройка мерцающих огоньков указывала, где он раскинулся, мирно спящий за огромным, смутным, усыпанным звездами простором воды, ничего не ведающий о свершающемся на реке великом событии. Черный Мститель недвижно стоял, скрестив на груди руки, «вперяя прощальный взгляд» в места своих первых радостей и последних страданий и жалея, что «она» не может видеть сейчас, как он возвышается на палубе корабля посреди бушующих волн и бесстрашно смотрит в лицо опасностям и смерти, устремляясь с угрюмой улыбкой на устах в своему роковому концу. Для того, чтобы убрать остров Джексона подальше от городка – так, чтобы его и видно-то не было, – требовалось лишь малое усилие воображения, и Том, совершив его, «вперял прощальный взгляд» с сердцем разбитым и удовлетворенным сразу. Двое других пиратов тоже «вперяли», да так долго, что едва не позволили течению пронести их мимо острова. Впрочем, они вовремя заметили эту опасность и приняли меры, позволившие ее избежать. Около двух часов ночи плотик сел на мель в двух сотнях ярдов выше верхней оконечности острова, и пираты в несколько заходов перенесли свой груз на сушу. Среди прочего, на плоту имелся старый парус, – мальчики натянули его над проходом в кустах, так что получился навес для хранения провианта, сами же они намеревались, как то и пристало изгнанникам, спать, если позволит погода, под открытым небом.

Углубившись на двадцать не то тридцать шагов в суровую глубь леса, они отыскали большое бревно, разожгли близ него костер и, решив поужинать, поджарили на сковороде грудинку, добавив к ней половину своего запаса кукурузных лепешек. Прекрасное получилось пиршество – на свободе, в глуши девственного леса, покрывавшего не исследованный, необитаемый остров, вдали от людских жилищ, – мальчики заверили друг друга, что к цивилизации они теперь нипочем не вернутся. Пламя костра освещало их лица, отбрасывало красноватые отсветы на колонны подпиравших своды лесного храма стволов, на глянец листвы и на плети дикого винограда.

Когда с последним хрустким ломтиком грудинки и последним куском кукурузной лепешки было покончено, мальчики, исполненные довольства, растянулись на траве. Можно, конечно, было подыскать местечко и попрохладнее, но кто же станет отказывать себе в такой романтической радости, как жар бивачного костра?

– Здорово, а? – спросил Джо.

– Еще бы! – ответил Том. – Что сказали бы наши мальчишки, если бы увидели нас сейчас?

– Сказали? Да они бы жизнь отдали, лишь бы попасть сюда, – так, Гекки?

– Да наверное, – согласился Гекльберри, – мне, во всяком случае, такая жизнь подходит, лучше не надо. Я уж и не помню, когда наедался досыта, ей-богу, – опять же никто сюда не придет, никто к тебе не прицепится и бранить ни за что, ни про что не станет.

– Вот и по мне – самая распрекрасная жизнь, – сказал Том. – Ни тебе подниматься с утра пораньше, ни в школу тащиться, ни умываться и прочие глупости делать. Понимаешь, Джо, пират, когда он сходит на берег, вообще ничего делать не обязан, а отшельнику, ему же приходится помногу молиться, да и вообще в его жизни ничего веселого нет, сидит целыми днями один, как сыч.

– Да, тут ты прав, – отозвался Джо, – об этом я не подумал. А теперь вот попробовал пиратом пожить и понял, так-то куда лучше.

– Тут еще вот в чем дело, – сказал Том, – отшельников нынче не очень-то и жалуют, а пирату везде почет и уважение. И потом, отшельнику приходится спать на самом жестком месте, какое он найдет, и возлагать на себя вретище и пепел, и под дождем все время стоять, и…

– Чего это ради он на себя вретище-то с пеплом возлагает? – поинтересовался Гек.

– А я откуда знаю? Положено ему, вот и возлагает. Отшельники всегда так делают. И ты бы делал, если б в отшельники подался.

– Черта с два я это делал бы, – сказал Гек.

– Ну а что бы ты тогда делал?

– Не знаю. Но этого делать не стал бы.

– Так ведь, Гек, ты бы обязан был. Как бы ты от этого отвертелся?

– Да просто не согласился бы и все. Ну, сбежал бы.

– Сбежал бы! Ну и получился бы из тебя не отшельник, а неумеха какой-то. Срамотища.

Кровавая Рука промолчал, он уже нашел для себя занятие по душе. Во время разговора он выдалбливал кукурузный початок и теперь, приладив к нему толстый стебель, набил получившуюся трубку табаком, приложил к нему уголек