на полях гнули спины, трудясь на своих господ, забитые и бесправные крестьяне; еще Европа была раздроблена на великое множество феодальных владений, и между князьями и королями бушевали беспрестанные войны и междоусобицы, разорявшие трудовой народ; еще крепка была вера в то, что этот порядок установлен богом; и народ с благоговением взирал на своих светских и духовных владык, – как медленно забрезжила заря нового времени! Здесь и там стали расти города. За их крепкие стены собирались беглые крестьяне, ремесленники, купцы – энергичные, свободолюбивые люди. Развивались ремесла и торговля, и благодаря им города богатели, множилось их население. Искусные ремесленники, предприимчивые купцы, смелые мореходы раньше других почувствовали обузу феодальных порядков и власти церкви. Они боролись с феодалами и отвоевывали для своих городов право на независимость. Они совершали путешествия и лучше узнавали жизнь соседей и даже отдаленных стран. Жизнь учила их смелее думать, дерзать и верить в свои силы, а не в силу молитв или в заступничество монахов перед богом. Они не хотели подвергать себя лишениям и мукам ради счастья на том свете. Добытые своими стараниями средства они хотели использовать для лучшей жизни на земле. Так вместе с изменениями в общественной жизни складывались новые взгляды на жизнь, на назначение человека.

Смиряться, терпеть, страдать и ожидать награды на том свете – учила церковь. Наслаждаться жизнью, творить, дерзать – провозглашали новые люди. Они называли себя гуманистами (от латинского слова «гуманус» – человеческий, человечный).

Гуманисты выступили в тот период, когда феодальный строй дал только первые трещины, религия еще властвовала над умами людей. Гуманисты не призывали к ниспровержению феодальных порядков (для этого еще не наступило время), они не были безбожниками – атеистами, но своей критикой бесчеловечных, диких феодальных нравов, своими насмешками над монахами и вздорными религиозными суевериями, своим прославлением человека, его могущества и счастья они помогли развеять мрак средневековья.

Писатели древности были далеки от христианства. В их произведениях гуманисты нашли ту свободу мысли, тот радостный и светлый взгляд на жизнь, глубокие и плодотворные мысли о природе, которые стали для них путеводной нитью. Вспомните, с каким удивлением и восхищением говорил студент-гуманист Дик из повести Триза о книге одного из великих греков: «Все в ней так ново, столько замечательных мыслей и идей! Какие сокровища знаний… греки – это целый мир… это Америка духа!» Изучать античную культуру означало в то время не уходить от самых больших и острых вопросов жизни, а вносить в нее новую, свежую струю. Возрождалась античная культура, и одновременно рождались новые взгляды на жизнь, на место в ней человека, новые научные идеи. Поэтому-то это время и получило название Возрождения.

Новая культура раньше стала складываться в Италии. Уже с XIV века, за двести лет до описанного в повести времени, в Италии начался расцвет искусства, литературы, науки. И лишь позднее он охватил другие страны – Германию, Францию, Англию. Недаром Алан, очутившись в Венеции, восклицал: «Вы в Италии сделали так много! Какие у вас дома, картины, статуи, библиотеки, театры, музыка…»

Петрарка был в Италии первым, кто стал разыскивать произведения писателей и мыслителей древности. Завидев по дороге старинный монастырь, он сворачивал с пути и начинал поиски. Он нашел несколько произведений Цицерона, которого считали лучшим оратором Древнего Рима. «О, радость находки!» – делился с друзьями Петрарка.

За ним последовал его друг, великий итальянский писатель Боккаччо. Однажды в поисках книг он заехал в отдаленный монастырь и спросил ключ от библиотеки. Угрюмый монах (вероятно, похожий на отца Димитрия из нашей повести) проворчал: «Ступай наверх, библиотека открыта». Боккаччо поднялся по крутой лестнице. Дверь действительно не была заперта. Но какая картина предстала перед его глазами! Книги были предоставлены ветру, грязи и сырости. Из одних были вырваны Страницы, от других отрезаны целые куски. Кто же эти варвары, безжалостные к сокровищам культуры? Когда Боккаччо спустился вниз, монах невозмутимо поведал ему, что два брата («братьями» монахи называли друг друга) вырывали страницы – прочный пергамент, – для того чтобы изготовлять из него обложки для молитвенников, которые они переписывали и сбывали среди бедного люда.

Пример Петрарки и Боккаччо вызвал сотни и тысячи подражаний. Неутомимым искателем древних книг стал гуманист Поджо Браччолини. Где он только не побывал с этой целью – в Швейцарии, Германии, Англии, Португалии! В 1415 году церковники собрались на собор в швейцарском городе Констанца. Сюда приехал и Поджо, который добывал средства к жизни службой в канцелярии римского папы. Церковники с пеной у рта спорили о разных тонкостях веры. Поджо со снисходительной улыбкой выслушивал эти споры. Мысль у него была одна: поскорей вырваться из города и попасть в отдаленные монастыри, где еще не побывали гуманисты! По заснеженным альпийским дорогам Поджо и его друзья добрались до заброшенного в горах монастыря. И вот они в библиотеке, среди покрытых пылью и ржавчиной старинных свитков и кодексов. «В такую отвратительную тюрьму не заключили бы и преступника!» – осмотревшись вокруг, восклицает Поджо. «Эта библиотека, если бы она имела дар слова, сказала бы нам: люди, любящие латинский язык, не дайте мне погибнуть, извлеките меня из этой тюрьмы!» – вторит Поджо один из его спутников. И гуманисты извлекают из «тюрьмы» неизвестные им книги писателей древности и свиток с произведениями знаменитого римского мыслителя-безбожника Лукреция, который с гордостью говорил о себе, что он «души не пятнал религией гнусной». Написанное в стихах произведение Лукреция «О природе вещей» уже известно гуманистам, но, кто знает, может быть, в этом списке найдутся новые строфы, исправленные выражения?

К тому времени, когда Алан Дрейтон из далекой Англии, казавшейся итальянцам варварской страной, попал в Венецию, гуманистическая образованность распространилась среди довольно широкого круга людей. Гуманисты свободно разговаривали по-латыни и по-гречески (знавших два древних языка с уважением называли «двуязычными»). Уже были найдены или восстановлены из забвения, переписаны заново или напечатаны почти все известные tibm сейчас произведения древних римлян и греков.

Среди гуманистов выделялся Эразм Роттердамский. В начале XVI века (когда происходит действие повести Триза) он был самым прославленным, самым почитаемым из гуманистов. Родиной Эразма был голландский город Роттердам, но в нем прошли лишь его детские годы. Эразм много странствовал, несколько лет провел в Италии, где подружился с Альдом Мануцием, издававшим его произведения; одно время преподавал греческий язык в Кембриджском университете в Англии (здесь, согласно повести Триза, у него учился Алан Дрейтон). Из многочисленных произведений Эразма одно читается с интересом поныне. Это знаменитое «Похвальное слово Глупости».[10]

Похвальное слово произносит богиня Глупости. Она поднимается на кафедру и обещает слушателям доказать в своей речи, что она, Глупость, правит миром, что «в человеческом обществе все полно глупости, все делается дураками и ради дураков». Читатель сразу замечает иронический смысл этого «похвального слова». Конечно, не восхвалять глупость задумал Эразм, а показать, сколько глупого, бессмысленного, безумного творится в мире. В самом деле, разве не глупы люди, которые убеждены, что, прочитав молитву перед статуей некоего святого, они воротятся целыми и невредимыми с поля боя, а поставив свечку другому святому, они сделаются богачами? А сколько надо иметь глупости, чтобы верить астрологам, предсказывающим судьбу по течению звезд, или почитать монахов, которые «при помощи вздорных выдумок подчиняют смертных своей тирании»? И что стоит мудрость тех, кто считает себя мудрейшими среди людей, ученых-богословов, ведущих бесконечные споры о том, «может ли бог превратиться в женщину, дьявола, осла, тыкву или камень? И если бы он действительно превратился в тыкву, могла ли бы эта тыква проповедовать и творить чудеса?»

Богиня Глупости разворачивает в своей речи панораму жизни тогдашнего общества. В голосе ее все