Разумеется, им не грозила никакая опасность. Алан и Анджела вновь и вновь повторяли это друг другу в течение тех нескольких дней, пока они ожидали, чтобы печатники и переплетчики (поклявшиеся свято хранить тайну) закончили, наконец, свою работу. Герцог Молфетта не посмеет и пальцем тронуть дочь почтенного гражданина венецианской республики, которая среди бела дня открыто придет к нему. Да и зачем ему это может понадобиться? Он ведь торжествует победу, добившись своего: единственный сохранившийся в мире экземпляр комедии Алексида надежно заперт в его библиотеке.
– К тому же, – заключила Анджела, – Ястреб все-таки человек благородный – по нынешним итальянским понятиям.
Но несмотря на все эти рассуждения, поднимаясь вслед за ней по мраморным ступеням к дверям, из которых в вечер карнавала ему удалось вырваться лишь с таким трудом, Алан ощутил невольный трепет. Что ж, тогда он все-таки заставил герцога уступить. Пусть Анджела попробует добиться того же.
Они назвали свои имена, и вскоре слуга, вернувшись в великолепную прихожую, сказал, что его светлость готов их принять. И снова Алан вздрогнул, когда слуга повел их по длинным галереям, которые он помнил столь живо. Его рука невольно легла на эфес шпаги.
Он был в новом костюме и при шпаге – по ходатайству Альда городские власти дали ему разрешение носить оружие. Анджела была блистательна. В парчовом платье с зеленой отделкой она плыла по мраморному полу, словно принцесса. Теперь никто не догадался бы, что эти золотисто-рыжие волосы от природы были черными, но, к большой досаде девушки, с ее лица еще не сошел немодный загар, напоминавший об их путешествии.
Ястреб сидел все в том же кресле с высокой спинкой. Как и в прошлый раз, он не сразу прервал молчание. Алану даже показалось, что старик сидит тут в этой позе с тех самых пор, как они расстались. На нем был тот же костюм из коричневого бархата, а унизанные перстнями белые пальцы играли с тем же драгоценным медальоном.
И только увидев за спиной герцога Чезаре Морелли, угрюмо и тревожно посматривавшего на них, Алан избавился от этой иллюзии.
– Ну? – как всегда вкрадчиво спросил, наконец, герцог. – Ваше посещение – для меня большая честь, но, признаюсь, я не догадываюсь о его цели.
– Я принесла подарок твоей светлости, – любезно сказала Анджела.
– Рад это слышать. Я опасался, что услышу просьбу, на которую с величайшим сожалением должен был бы ответить отказом.
Холодные глаза герцога смотрели на них с подозрением. Чезаре подобрался, словно кот, готовящийся к прыжку, и, скользнув вокруг стола, встал рядом с Анджелой.
Алан чуть не засмеялся. Уж не опасаются ли они отравленных кинжалов? Ну, то, что их ждет, покажется им ненамного приятнее. Он протянул Анджеле небольшой предмет, завернутый в шелк, и она положила сверток на стол перед герцогом.
– В знак уважения от моего дяди и моего отца, – сказала она с легкой улыбкой и, изящно поклонившись, отступила на шаг. – Хотя ты и гнушаешься плодами их трудов, быть может, твоя светлость соблаговолит принять этот образчик их искусства.
Герцог развернул шелк и зло сощурился при виде новенькой книги, аккуратно переплетенной в телячью кожу. Он открыл ее, взглянул на титульный лист и испустил прерывистый вздох: заголовок над дельфином и якорем Альда гласил:
«Овод», комедия Алексида».
Наверное, герцог побледнел бы, но его лицо и так всегда было мраморно-бледным. Выражение его глаз тоже не изменилось, и только на виске, словно голубая молния, задергалась жилка, а голос стал глухим от ярости, когда он сказал:
– Как ты это объяснишь, Чезаре?
Красивое лицо Морелли исказилось от ужаса и изумления. Он попытался что-то ответить, но язык ему не повиновался. Герцог грозно ждал. Наконец Чезаре пролепетал:
– Это подделка! Я сказал твоей светлости правду… других экземпляров рукописи не существует…
– Лжец! – Герцог говорил по-прежнему тихо, но это единственное слово прозвучало как приговор.
Он начал перелистывать страницы книги, и хотя это длилось не больше минуты, всем троим она показалась вечностью. Потом он снова заговорил:
– Это слово в слово совпадает с тем экземпляром, который ты мне доставил, поклявшись, что он – единственный в мире.
– Я… я не понимаю! Я…
– Ты обманул мое доверие, – неумолимо сказал герцог. – Этого достаточно.
– Клянусь твоей светлости…
– Ты больше у меня не служишь. Свою плату ты получил: как оказалось, не по заслугам. Больше я тебя не желаю видеть.
Чезаре хотел было что-то сказать в свое оправдание, но, встретив взгляд холодных глаз, понял, что это бесполезно, и покорно вышел из библиотеки. Наступило молчание. Сдержанность герцога, его спокойный тон делали его гнев еще более страшным.
«Не разразится ли буря сейчас?» – подумал Алан. Удастся ли им добиться того, ради чего они пришли сюда?
Герцог посмотрел на них и, к их большому изумлению, мрачно улыбнулся.
– Итак, победа все-таки осталась за тобой, мессер Дрейтон.
– Вернее будет сказать, что игра окончилась вничью. Ведь рукопись находится у твоей светлости. Значит, лавры мы поделили пополам.
