судорожно стаскивая нелепую шляпу, а другую, прижимая ко лбу.
— Со мной случилось ужасное, — сказала она, тяжело вздыхая.
Однако прежде чем она успела вымолвить еще слово, они услышали шум другой кареты, остановившейся перед домом. Обе девушки вскочили на ноги и подбежали к окну.
— Это мама! воскликнула Виктория, нервно озираясь. — Вот, — она вложила браслет в руку Харриет, — мама не должна его видеть.
— Быстрей. Я выскользну через заднюю дверь, и тетя Джейн не будет задавать вопросов.
Харриет схватила шляпу и вуаль и принялась поспешно заворачивать их в бумагу. Она махнула рукой в сторону корзинки с рукоделием и прошептала:
— Я закончила платок для викария. Он в корзинке. С этими словами она удалилась и промчалась через холл к боковой двери.
И в то же мгновение в гостиную вошла леди Блам. Оглядев комнату, она произнесла:
— Привет, дорогая. Мне показалось, что я слышала здесь голоса.
— Я напевала, — ответила Виктория, которая сидела на диване с видом полнейшей невинности. В руках у нее был вышитый платок. — Я закончила работу на сегодня.
Леди Блам рассеянно кивнула. Лицо и хрупкий вид этой стройной женщины скрывали сильную волю. Хотя она родила шестерых детей, ее лицо сохранило аристократическую бледность истинно английской леди, лишь на щеках тонкая кожа слегка розовела. От ее синих глаз ничто не укрывалось.
— Чудесно, дорогая. А теперь, если мы не принимаем, я пойду к себе в комнату и немного отдохну перед обедом. Встреча была утомительной. Леди Гамильтон настаивает, чтобы на весеннем балу было два оркестра, и чтобы в список приглашенных добавили еще сто человек. В этом списке и так уже больше пятисот имен. У нас была по этому поводу до нелепости длинная дискуссия. Все аргументы за и против только вызвали у меня головную боль.
— Прекрасная мысль, мама. Я сама собиралась уйти к себе и немного отдохнуть, — Виктория мысленно взмолилась, чтобы на лестнице ее не подвели ноги, потому что они все еще дрожали. Ей необходимо было остаться одной, чтобы поразмыслить над своим приключением.
В течение нескольких дней Виктория с беспокойством ожидала, не возникнет ли каких-либо отголосков ее злосчастной поездки, но ничего не происходило… до того вечера, когда состоялся бал у герцога и герцогини Стенкоп.
На самый большой бал сезона Викторию сопровождали лорд и леди Блам. К этому балу, который давала чета Стенкоп в честь своей дочери Чарити, месяцами готовились озабоченные матери и возбужденные дочери.
Виктория надела по этому случаю свое новое платье — парижскую модель из розового шелка, затканного серебряной нитью. Низкий вырез выгодно приоткрывал ложбинку между грудей, хотя она первая признавала, что особо подчеркивать нечего, в отличие от Харриет или Френсис Ловетг.
Она хмыкнула при сравнении себя с великолепной Френсис Ловетт, самой красивой и дерзкой лондонской актрисой, о которой сплетничали, что иногда она намачивает свои платья, чтобы они плотнее облегали тело. Виктория была глубоко погружена в свои мысли, когда голос отца вернул ее к действительности. Лорд Блам стоял перед ней, одетый для выхода.
К своему изумлению, Виктория обнаружила, что сравнивает его с лордом Хардвиком, хотя они не были похожи. Отец, коренастый невысокий мужчина с круглым лицом и веселой улыбкой, ничем не напоминал Хардвика, и все же она находила сходство в их манере вести себя. Лорд Блам стоял прямо и смотрел ей в лицо умными, любящими глазами. Хотя его и нельзя было принять за знаменитого денди, щеголя Браммела, во всей его фигуре отражалось настоящее достоинство. Сегодня вечером на нем был черный бархатный фрак с позолоченными пуговицами и серые панталоны. Виктория улыбнулась ему, преисполнившись гордости оттого, что это ее отец.
— Ну, шалунья, сегодня вечером ты прелестно выглядишь. Я польщен, что имею честь сопровождать на этот бал двух сногсшибательных леди.
— Малкольм, да ты еще не забыл, как заставить женщину почувствовать себя хорошенькой? — рассмеялась леди Блам. Она вновь переключила внимание на Викторию
— Я хочу, чтобы ты была общительной и веселой. И, пожалуйста, без твоих обычных фокусов, когда ты убегаешь и прячешься в самый укромный уголок. — Видя, что дочь собирается возразить, она перебила ее: — Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, моя дорогая. Нас ждет прекрасный бал, и будь сегодня вечером такой же очаровательной, какой ты бываешь дома. Твоя кузина Харриет почти помолвлена с лордом Бэконом, и это очень выгодная партия. — Она фыркнула. — Если моя любезная сестра еще раз намекнет мне, что Харриет отклонила уже пять предложений, думаю, что придушу ее.
— Знаешь, мама, ты говоришь так, как будто это состязание. Мой первый сезон едва начался. Я от всей души надеюсь, что ты не поспешила поставить на мне крест.
Викторию коробило, когда мать вела себя так, словно найти мужа для дочери было для нее важнейшей задачей в жизни. И к тому же тяжкой задачей. Если бы мать проведала, что она без сопровождения ходила в дом мужчины, хорошенькую головомойку она бы получила. Но вряд ли этого следует опасаться; по всей вероятности, ни лорд Хардвик, ни Френсис Ловетт не узнают ее на балу. Она и мысли не допускала, что в полутемной комнате ее можно было рассмотреть, да и встреча была очень короткой. И если даже по какой- то горькой иронии судьбы Хардвик все же узнает ее, он, безусловно, достаточно благороден, чтобы не подать вида. Все время по дороге на бал она продолжала думать об этом, полная решимости не дать испортить себе вечер.
Но, как было замечено ранее, Виктории выпал жребий родиться под злой звездой, и, видимо, потому ее имя огласили в большом бальном зале именно тогда, когда Френсис Ловетт вальсировала в паре с лордом Хардвиком. Невозможно было не заметить, как любопытствующее выражение на лице Френсис сменилось узнаванием.
Не успела Виктория осознать происшедшее или обдумать, чем оно может грозить, как почувствовала, что ее дернули за руку, и, обернувшись, оказалась лицом к лицу с Харриет.
— Виктория, слава Богу, ты здесь. Я умираю от желания поговорить с тобой, но боюсь зайти к вам, на случай, если до тети Джейн дошли слухи. Как ты живешь? — Она повела кузину прочь из комнаты. — Пойдем в библиотеку, там нас не подслушают. Я просто должна узнать, что произошло в тот день.
— Ты думаешь, это разумно — исчезать так рано? Я уверена, что сейчас мама глаз с меня не спускает.
Харриет нахмурилась, быстро оглянулась и увидела тетю Джейн, которая неодобрительно следила за девушками.
— Ты права. Встретимся в саду во время перерыва. Подходит?
— Так лучше. И я все тебе расскажу. Я буду за живой изгородью у фонтана.
Виктория хихикнула. Больше всего она обожала таинственность.
Виктория танцевала несколько раз с разными кавалерами, но никто из них не вызвал в ней никаких чувств. Среди них был прыщавый юнец Никсон и пухлые близнецы Джеймисон, но ни одного из них судьба не наделила хоть каплей энергии и красоты лорда Хардвика.
Викторию раздражало, что она не перестает выискивать в толпе лорда Хардвика и сравнивать его с окружающими. Где бы он ни находился, он всегда приковывал ее взгляд. Его широкоплечая фигура в черном бархатном костюме с накрахмаленным галстуком сразу обращала на себя внимание. А когда она вспоминала его поцелуй (хоть он и предназначался не ей), пульс у нее учащался, и она обмахивалась веером с удвоенной энергией.
Для Виктории также не осталось тайной, что пока она с любопытством рассматривала лорда Хардвика, Френсис Ловетт рассматривала ее. «Неужели она на самом деле ревнует ко мне, — усмехнулась про себя Виктория. — Вот забавно!» Даже отвергая эту мысль, Виктория ощущала тревогу: неуловимое подспудное чувство заставляло ее быть начеку с этой женщиной. Френсис Ловетт могла быть грозным противником, и у Виктории не было никакого желания сталкиваться с ней.
Наконец, часы пробили половину одиннадцатого, и музыканты отложили свои инструменты. Наступил долгожданный перерыв. Из предосторожности Виктория поискала взглядом мать и, удостоверившись, что леди Блам сидит спиной к дверям, ведущим в сад, скользнула из толпы в холод ночного воздуха. Она быстро прошла через сад к фонтану, где часто играла ребенком. Здесь же стояла знакомая ей скамейка.
