него чудовище. Сэр Гавэйн покачался в седле, засыпая. Пальцы в латной перчатке с трудом удерживали длинное копье, сделанное из цельного ясеня, но, в отличие от копья Ахилла, это обито железом, а кисть руки защищает особый выступ в виде воронки.

Он засыпал в седле, а дорога впереди раздваивалась… Я задумался, рыцарь послушно замер, застыл и конь с красиво поднятой в воздух ногой. Направо поедешь – биту быть, налево – женату, а прямо – навернешься о камень, дурак. Но камня нет, это не Россия, прямо темный лес, там свои приключения. И везде свои мелкие тропки. К примеру, где биту быть, там можно вариант, где он сам бьет всех красиво и беспощадно, есть другой – где его лупят, а то и берут в плен, а там прекрасная дочь хозяина замка… Где женату, там тоже уйма возможностей, а если ломануться в темный лес, то это же орки, огры, эльфы, гномы – красота!..

С какой лекции надо перейти с текстовых книг на импатику?.. Литература, как жанр… или это не жанр?.. ладно, неважно, что это, но будем честными – умерла. Как отмерли когда-то актуальные и необходимые в жизни общества наскальные рисунки. Да-да, они были жизненно необходимы: от простых мишеней для подготовки будущих охотников до священных символов, объединяющих племя в единое целое, дающих цель и смысл бытия, объясняющих мир, плюс – краеугольный камень для всех видов будущего искусства. Да, хватает чудаков, что объявляют наскальные рисунки или черно-белое кино времен Чарли Чаплина – верхом искусства. Но чудаков и сумасшедших хватало всегда, однако прислушиваться к ним смешно и самоубийственно. Литература книжная умерла, как умерли кареты, как перестали существовать фабрики по производству кнутов, хомутов, оглоблей, уздечек, тележных рессор… но я сам прибью того, кто это скажет вслух при милейшем Томберге. Одно такое кощунственное заявление способно подвести его к третьему инфаркту, так что будем делать свое мерзкое и прогрессивное дело молча.

Звякнул телефон, доложил с ходу:

– Томберг.

Вообще-то этой утилитой пользоваться запрещено, она нарушает какие-то права звонящего, но я упрямо держусь мнения, что мои права нарушают еще больше, когда звонят, когда хотят и кто изволит. А если кто и поинтересуется, не побеспокоил ли меня, не занят ли я чем-то важным, то это уже потом, в разговоре.

– Контакт, – бросил я, и сразу же щелкнуло невидимое реле. Я нарочито оставил этот звук, мол, с этого момента материться низзя, уже в эфире.

Из динамиков раздалось:

– Володенька, это я, Томберг!.. Прости, что беспокою, но ты говорил, что у тебя есть какая-то особая энциклопедия…

– Да никакая не особая, – ответил я, – просто полная и постоянно пополняемая.

– Да? А то я все бумажными, бумажными… Вот наткнулся на один термин, но статьи по нему не обнаружил. Много косвенных данных, позволяющих получить некое представление, но нет определения…

– Заходите, – пригласил я. – Я сброшу вам на сидюк.

– Спасибо, спасибо, Володенька!

– Да что вы, не за что, – ответил я весело. – Жду.

– Когда к вам будет удобно?

– Да прямо щас.

– Спасибо, спасибо, Володенька!

– Да что вы, не за что.

Только бы не спросил про эйнастию, мелькнула мысль. А так, я уверен, в моем банке данных есть все обо всем. Энциклопедии на бумаге – нонсенс, данные быстро устаревают, энциклопедии считаются неполными еще на стадии печати, зато электронные – постоянно пополняются через Инет.

Писатели к Интернету приспособиться не могут. Это делают те, кто еще не писатель, но чувствует зуд «творить», что-то делать со словом, создавать какие-то миры… У них нет никакой ломки, страстного желания сохранить традиции. Они сразу принимают новые условия игры, сразу используют возможности электронных книг: тот же шрифт и цветные иллюстрации, которые, кстати, можно зумить, но плюс еще музыка, звуки, а при чтении, к примеру, сцены схватки на мечах раздаются характерные металлические удары, тяжелое дыхание, конский храп…

А следующий шаг, уже вершина мастерства – импатика. Умение сразу рисовать образами, не пользуясь устаревшим буквенным кодом. Я начал первым, вначале ходил на Горбушку, где в старину покупал наборы шрифтов, потом наборы разнообразнейших звуков, цветовых эффектов, самых разных сэмплов, а теперь вот качаю из Инета.

Томберг умен, но он не может понять, что пришла смерть и театру. Даже кино. Нет, понять мог бы, но не может этого принять. Потому такую возможность отверг сразу, едва та замаячила на горизонте. Но программа Мухуддина позволила брать любой фильм – любой! – даже времен немого кино, и переводить в формат импизма. А там вести весь фильм уже по своему желанию: кого-то прибить, кого-то спасти, этого женить на этой, а вот этот брак вообще расстроить. А то и вовсе соперников взять и поженить, сделав их гомосеками, чтоб женщина осталась с носом…

Помню, в газетах поднялся вой. Требовали запретить эту программу, но что сделано, то сделано: мухуддинка пошла в жизнь. Не было компа, где бы ни стояла на харде. И даже те, кто клялся, что никогда не прибегает к подобной профанации искусства, эту программку не стирали. Так, на всякий случай. А вдруг в самом деле ее запретят и скачать из Инета будет нельзя?

Потом на Горбушке появились самопальные варианты популярных фильмов. Я сам покупал вначале и не всегда бывал разочарован. Иногда какой-нибудь провинциальный гений так заворачивал или переиначивал фильм, получивший всех Оскаров, что фильм становился намного глубже, интереснее, поэтичнее, ярче. Появились имена этих метаимпистов, мы запоминали и, покупая диск, смотрели: чья импация. Ага, это имя знаем, берем, а это что-то новое, нужно сперва услышать о нем отзывы…

Томберг еще с порога потянул носом:

– Что у вас за кофе, что за кофе?..