ученому. Я понимаю проще. Я слышал, у нас на совещании вас сравнивали то с авианосцем, то с военным заводом стратегического значения, так вот я скажу вам: если авианосец можно пустить ко дну одним пистолетным выстрелом, то лишь полнейший идиотище не сделает этот пистолетный выстрел! Тем более если можно так же грохнуть завод, выпускающий эти авианосцы. Так что это не слабость, это всего лишь рационально.
Он обернулся и рассматривал меня с неподдельным интересом.
– Кто вы, товарищ Факельный?
– Я, – пробормотал я, – Факельный, а вы можете перед этой фамилией ставить «господин», «товарищ», даже «гражданин» по своему выбору. Но – ставьте обязательно.
Он кивнул:
– Обещаю. Я сам дам в морду всякому, кто назовет меня просто по фамилии. Но кто вы? Кто, если они прислали команду, которая легко может убрать самого президента?
Я пожал плечами.
– Я ж говорю, обознались.
Он в задумчивости покачал головой.
– До сего дня я считал, что старательнее всего надо охранять президента и его ядерный чемоданчик!
– Я ж говорю, – пробормотал я, – просто что-то не так поняли…
Другие, похоже, уже охотно приняли это, террористы просто лохи, на то и террористы, надо забыть это и идти дальше, думать над тем, как на будущее обезопасить лучшего спеца по инфовойне, но Ищенко посматривал на меня задумчиво и неотвязно. Я чувствовал, что он еще не раз попытается меня расспросить, что же те гады имели в виду.
Через зияющий дверной проем ворвалась Кристина. Рассерженная, как фурия, пышущая огнем, запыхавшаяся.
– Цел? – крикнула мне еще с порога. – Слава богу… Что здесь произошло?
Ищенко разглядывал ее с брезгливым интересом. Посмотрел на меня, снова на нее, уже оценивающе, ухмыльнулся и сказал почти безмятежно:
– Выбитую дверь вставим. За счет нашей фирмы. С господином Факельным все благополучно…
– …но не благодаря вам? – спросила она ядовито.
Он невесело искривил рот:
– Да, сегодня мы с вами могли бы потерять свои баксы. Я – премиальные, а вы – проценты… Но обошлось. Эту дыру мы уже перекрыли. Постараемся перекрыть и другие.
Его глаза все еще обращались в мою сторону с тем же немым вопросом. Кто вы, господин Факельный? В свою очередь я отвел взгляд в сторону. Был такой великий человек – изобрел и собственноручно выточил анкерный механизм, что позволило ему сделать первые в мире часы. Не солнечные, а те, которые дожили до наших времен: настенные, напольные, всевозможные будильники и наручные – от массивных мужских, до крохотных женских. Однако правительству было по фиг его изобретательство, они знали его как супершпиона, что выполнял самые деликатные поручения, шнырял по всей Европе, перевозя, устраняя, выкрадывая, снабжая американских повстанцев контрабандным оружием. Вообще он делал много такого, что осталось погребено в тайниках французских спецслужб… Так кто он был: талантливейший изобретатель или предтеча Джеймса Бонда?
Сейчас мы забыли и то и другое. Знаем только как автора бессмертной пьесы «Женитьба Фигаро».
Теперь от меня уже не скрывали, что устанавливают добавочную систему сигнализации и наблюдения. Террористы каким-то образом не просто отключили, а ухитрились всобачить идиллическую картинку, как я сижу перед телевизором и чешу Барбоса. Теперь ту старую систему оставили как есть, только поменяли код доступа, а добавочную замаскировали так, что даже я не знал, где она и как работает. Ищенко сообщил с гордостью, что это технология нового поколения, разработка их отдела, чужакам доступа к ней нет. Слышно будет, как у меня бурчит в животе, и зум такой, что каждый волосок на моей коже будет, как бревно.
Пришлось мне полчаса надиктовывать всех знакомых, родственников, адреса и телефоны, если помнил, а если нет, тоже не проблема, комп отыщет всех, за всеми будет наблюдение. За всеми работниками служб, будь то почтальон или разносчик рекламы, будет прослежено дополнительно.
Со слов Ищенко я уже знал, что с сегодняшнего дня будет вестись наблюдение с соседнего высотного дома за всеми крышами ближайших домов. Несколько снайперов в полной готовности, и так уже сменяются через каждые четыре часа. Конечно же, я не внял предостережениям и не стал задергивать шторы… если честно, я их не задергиваю даже ночью, ибо живу на последнем, семнадцатом этаже, ближайший дом от моего через довольно широкий комплекс всяких магазинов и бюро услуг, так что если кто хочет видеть меня голым, пусть вооружается биноклем. Но подать на меня в суд за непристойное поведение не получится: простым глазом непристойности с такого расстояния не разглядеть, а если уж подсматриваешь в бинокль, то самого можно в суд за вуайеризм.
Из-за такого образа жизни я весьма и весьма уязвим и для выстрелов с земли. Однако это не так просто, надо стрелять с достаточного расстояния, такого умельца заметят сразу. Можно из машины, но на ходу попасть проблематично, а всякую машину, что останавливается в пригодном для выстрела месте, снайперы, ессно, сразу возьмут на прицел.
Кристина, с моего благословения, заказала по телефону еду из ближайшего кафе. Угостили работников, они провозились пару часов, сами подкрепили силы. Техники, поглядывая в нашу сторону, отпускали шуточки, что вот теперь уж понаблюдают, а избранные сцены – на Горбушку, можно даже заработать на пикантных эпизодах…
Я не обращал внимания, давно смирился с грядущей эрой тотального наблюдения, Кристина злилась, я сказал утешающе:
– Это и есть жизнь. Я не хотел бы жить в обществе, где совершенно нет конфликтов. Как это без них? Конфликтов нет разве что в концлагере…