– Я еще не правитель, – прервал Скиф. – Говори.
Окоем сказал сухо:
– Как знаешь. И до Гелонии дошли слухи, что несравненная Ляна… о ее красоте наслышаны, потому и говорят… дошли слухи, что к ней ночами ходил их правитель Зандарн вместе со своими придворными. Они у нее хорошо проводили время!.. Говорят, она ублажала их всех вместе и порознь…
Скиф вскипел, рука метнулась к мечу.
– Да как ты смеешь!
Олег быстро перехватил его за кисть. Запястье у Скифа почти вдвое шире, чем у взрослого мужчины, но пальцы Олега обхватили легко, сдавили как в тисках.
Окоем ответил со злостью и гневом:
– Думаешь, мне это приятно сказать, тцар?.. Ведь ты – лицо страны. Как ты, так и твоя женщина должны быть безупречными. От этого зависит благополучие и спокойствие народа. И его добродетели. У развратных правителей и народ… становится недостойным. А тебе, Скиф, достался прекрасный народ!
Скиф побледнел, челюсти сжал так, что кости едва не проломили череп.
– Доказательства, – прохрипел он неистово, – доказательства!
– Думаешь, я бы упомянул, если бы это были только слухи?
– А что?
– Слухи очень точно описывают, где у твоей Ляны родинка… это на левой ягодице… красное родимое пятнышко размером с божью коровку под правой грудью… а пупок у нее в форме полумесяца серпом кверху… Так ли это?
Скиф смертельно побледнел. Руки его бессильно опустились, он рухнул за стол и уронил голову на столешницу. Окоем сел рядом, обнял молодого героя за плечи. Лицо его выражало глубокое сочувствие.
Олег поднялся, развел руками. Окоем кивнул, Олег указал на дверь, мимикой показал, что у него хватает важных дел, ему надо идти, а эти сопли пусть размазывают без него.
Когда дверь за красноголовым волхвом захлопнулась и они остались наедине, Окоем сказал настойчиво:
– Есть только один способ проверить… и, главное, убедить народ.
Скиф сказал глухо в столешницу, что сразу запотела от его горячего дыхания, голос звучал снова зло и непреклонно:
– Да мне плевать, кто что скажет и тем более подумает! Мне Ляна верна, я нисколько не сомневаюсь в ее любви и верности.
– Я тоже, – ответил Окоем.
– Ты? Что ты о ней знаешь?
– Скиф, я прожил немало. Повидал немало. Я сразу могу сказать о человеке, едва увижу, хорош он или плох. Эта девушка – сам свет, сама чистота.
– Ну, вот видишь… – сказал Скиф с надеждой.
Окоем сказал с горечью:
– Но не все так же… мудры, скажем так, как я. Были бы все такие, то и войны, возможно, прекратились бы. Увы, народ в массе своей злобен, труслив, жаден, завистлив, похотлив… попросту подл. Гелон как-то умел вести дела так, что все это лежало на дне души каждого и никогда не поднималось. Он поставил так, что выгоднее было быть честным, добрым, справедливым, великодушным!.. И народ таким был. И, правду говоря, все еще есть. Но не надо давать им повода усомниться!
Скиф прорычал гневно:
– О чем ты говоришь?
– Ты не сомневаешься в ее любви, так?.. И я не сомневаюсь. Стоит только посмотреть на ее сияющее лицо. Но верность… верность – другое дело. Тебя не было очень долго. Ты был далеко. А Зандарн, этот правитель страны с его придворными, с его богатыми дарами, – близко. Ты веришь в ее верность – хорошо. Или не веришь – для страны это неважно. Но важно, чтобы верил народ. Скиф, ты теперь правитель большой страны! Ты должен бдить, чтобы позорных пятен не было ни на тебе, ни на твоей семье, ни на близких к тебе людях. От этого зависит настроение простого народа, его любовь, преданность и привязанность. Гелон был безупречен! На этом держалась вся Гелония.
Скиф снова уронил голову. После паузы спросил враждебно:
– И что ты хочешь?
– Всего лишь испытание, – произнес Окоем. Он видел, что одержал победу, потому говорил тихо, сочувствующе, глаз не поднимал, опасаясь новой вспышки гнева юного правителя. – Говорю тебе как правителю, а не юному герою. Испытание, на котором будет присутствовать народ… Чтобы все увидели, что она доказала свою верность и непорочность, и чтобы разом прекратились гнусные слухи…
Скиф сказал зло:
– Нужно ли это доказывать?
– Ты прав, – ответил Окоем мягко, – таких мало, кто сомневается. Все мы верим в чистоту и непорочность Ляны. С другой стороны, прилюдное испытание сразу заткнет всем негодникам рты. А если кто где в корчме и заикнется, его тут же забьют стульями.
– Не знаю, – проговорил Скиф, – не знаю…
– Есть такое испытание, – сказал Окоем торопливо, – что больше похоже на праздник! Прямо на площади высыпают горящие угли. На них даже можно жарить мясо. Все видят, что если пройти по углям босиком, то спалишь себе ступни… Если кто сомневается, пусть попробует! Но невинный может, призвав богов, пройти по углям, а на той стороне показать чистые подошвы!.. Я такое уже видел не раз. В моих северных областях такой божий суд проводят часто. Это праздник, поверь… Не было еще случая, чтобы невинный сжег себе ступни, зато виноватый начинал вопить после первого же шага! А для хохочущего народа это лучшее из развлечений, когда правда торжествует, а порок наказывается на глазах у всех. Ты правитель, Скиф. Ты должен устраивать для народа такие нравоучительные зрелища-праздники. Должен. Обязан, если ты правитель!
Он видел, как все ниже опускает голову Скиф. Похоже, юного героя добивает фраза, что он отныне правитель, должен поступать как правитель, заботиться о народе, как правитель, забыть о себе и вести себя только так, как должен держаться правитель. А правитель делает все как надо, а не как желает сам…
Скиф сказал убито:
– Но я не хочу, чтобы она шла босыми ногами по горящим углям.
Окоем возразил настойчиво:
– Господин, в тебе говорит человек. Увы, простой человек, даже простолюдин! А для простолюдина свой огород, корова да семья – выше интересов великой державы, в которой живет. Но если даже простолюдин поднимается до трона, такое бывало, он начинает мыслить по-державному. Если мыслит по- прежнему, державе конец. Придут соседи – сильные, доблестные, самоотверженные… Перед ними не устоять с мышлением простолюдина. Решайся, господин! Тем более что для Ляны это полностью безопасно, а ты получишь от народа такой порыв любви и преданности, что они за тобой пойдут хоть в преисподнюю!
Скиф подумал, что его постоянно сравнивают с Гелоном, и всегда в пользу Гелона. В самом деле, хорошо бы показать сразу всем, что он достоин… А если невинная девушка пройдет по горящим угольям, а потом бросится ему на шею, а потом они рука об руку… Нет, он подхватит ее на руки и понесет к алтарю, чтобы при всем ликующем народе их назвали мужем и женой. И чтобы отныне и навеки… в радости и горести, в здоровье и болезни…
Со стороны городских стен донесся многоголосый крик, треск, ржание коней. Скиф невольно подумал, что в кольце самой страшной осады, которую только можно представить, сегодня падут тысячи людей, и, возможно… даже скорее всего – падет сам город, и падут здесь они все, а они спорят о какой-то ерунде, до которой еще дожить надо, а вот дожить как раз и не дадут…
– Хорошо! – ответил он резко. – Если победим, то пусть это будет!.. Но не раньше!
Он схватил меч и бросился к двери, спеша поскорее попасть в мир, где звенит железо, где яростные крики и стук мечей по щитам, где все просто и ясно.