– Ишь, на тебя похож, – прорычал он зло. – Знал бы, дурак, что ты их всех раньше меня засунул бы в печь.
Олег вяло запротестовал:
– Ну зачем же так…
– А что? Я их за то, что не то поют, а ты всех певцов перебил бы лишь за то, что поют вообще. Что поют, а не растекашется мыслию по древу!
– Ну, ты не совсем прав… – возразил Олег равнодушно. – Я, конечно, полагаю, что надо растекашется мыслию, а не этими протяжными звуками, именуемыми песнями, которые чем глупее, чем сильнее находят отклик… но я не считаю, что всех певцов так уж обязательно перебить или… в печь. Вон в каменоломнях, как я убедился, народу всегда не хватает! А камни ломать – дело нужное, в то время как песни…
Овид махнул рукой, певцов увели, усадили за столы среди гостей, где начали жадно выспрашивать подробности.
Сын Молнии извелся, ныл, но Прайдер неумолимо ждал весь день до самого вечера. И только когда солнце начало клониться к закату, сказал хмуро:
– Вот теперь пойдем.
– Наконец-то, – пробормотал Сын Молнии. – Ты ж сам сказал, что те двое – герои! А раз герои, то они уже на другом конце света…
– Герои одинаково быстро скачут туда и обратно, – оборвал Прайдер. – Мне нужно было, чтобы к ним вести не дошли!
На этот раз Прайдер сразу взял мешок и веревку, а Сын Молнии захватил даже чистых тряпок, которыми заткнет жертве рот. Быстро добравшись до ее дома, успели увидеть, как она выбежала вприпрыжку, ветерок тут же налетел и принялся трепать ее волосы, она засмеялась и поскакала в глубину сада. Прайдер помнил, что там пруд, десятка три деревьев, а дальше отвесная скала, настолько ровная, что по ней не взберется даже ящерица. Он первым перемахнул через заборчик, Сын Молнии торопливо прыгнул следом.
Уже не скрываясь, ведь домик настолько на отшибе, что никто их не видел и не увидит, они пошли по ее следам.
Прайдер остановился на развилке дорожки. Руки нервно теребили свернутый мешок. Голосок девушки доносился совсем близко, но из-за этой горы эхо бродит по саду и кажется, что она напевает беззаботную песенку сразу в трех местах.
– Туда, – сказал он. – Она у пруда.
– В саду, – возразил Сын Молнии. – Ты же слышишь, рвет цветы…
– Такие не рвут цветы, – возразил Прайдер. – Поливают, ухаживают, пересаживают, но никогда не рвут!
Он осторожно двинулся по дорожке. Деревья расступились, показался маленький пруд. Девушка сидела на той стороне пруда, ноги свесила в воду, болтала ими беспечно. Вода настолько прозрачная, что Прайдер рассмотрел, как подплывают крупные большеголовые рыбы и щипают ее мягкими губами за розовые пальчики.
Она звонко хохотала, дрыгала ногой, брызгала на этих нахальных рыб. В солнечных лучах капли взлетали как драгоценности, как целая россыпь дорогих жемчужин. Прайдер даже постоял несколько мгновений, любуясь. Сын Молнии видел, как тень набежала на его суровое лицо, в глазах мелькнуло колебание, затем из груди Прайдера вырвался тяжелый вздох.
– Кому в жертву ее принесут, – сказал он с нажимом, словно борясь с собой, – это не наше дело. Нам надо ее похитить и…
– Надо, – ответил Сын Молнии и осекся.
Твердая утоптанная земля под ногами Прайдера внезапно превратилась в песок. Нет, даже в грязь, очень жидкую грязь, потому что он как стоял, выпрямившись, так и ушел стремительно вниз, будто его схватили за щиколотки и утащили вниз гигантские лапы. Он не успел вскрикнуть или не хотел, Сын Молнии успел увидеть вытаращенные глаза, раскрытый рот, наверное, все-таки для крика, и тут же грязь сомкнулась над головой.
В середине взметнулся фонтанчик, рассыпался сухими комочками. Волны разошлись от середины, быстро опадая, и снова там земля, простая земля, твердая, привычная. Сын Молнии, трепеща от ужаса, отступил на шаг. Нога нащупала валун, он инстинктивно встал на камень, такой твердый, надежный…
Огромная болотная кочка мха прорвалась, как паутина. Ноги ушли вниз, он успел ощутить ледяную воду, настоящую мертвую воду подземного мира, и тут над головой затянулось окошко, так затягивается болотная тина после брошенного в воду камня.
А Ляна, наигравшись у пруда с рыбами и приятелем-олененком, весело понеслась обратно к дому. Ее босые ступни бодро простучали по тому месту, где утонул один чужак, она вспрыгнула на валун, сквозь который провалился второй нехороший человек, задумавший плохое, за ней несся олененок, все стараясь боднуть ее безрогой лобастой головкой, для них земля оставалась горячей и твердой, а валун – крупным обломком гранита.
Солнце жгло спину и голову, перед ними протянулись две длинные уродливые тени, где смешивались в чудовищные формы фигуры людей и коней. Олег сразу начал размышлять, не так ли образовались кентавры, а Скиф свистел, улюлюкал и швырял высоко в воздух топор, все выше и выше, всякий раз ухитряясь поймать за рукоять.
Кони на ходу срывали зубами верхушки травы, здесь она почему-то островками, но зато по грудь, что-то нечистое в такой высокой и сочной траве, когда рядом пустая голая земля, но Олег решил хоть об этом не беспокоиться, на все загадки головы не хватит.
Все же Скиф первым заметил далеко на дороге всадника, тот ехал навстречу на спокойно вышагивающем коне. Когда они сблизились, Олег тоже рассмотрел, что всадник уже немолод, в потрепанных кожаных доспехах, волосы наполовину седые, лицо темное, обветренное, в глубоких морщинах. Всадник клевал носом, явно спит в седле, а опытный конь идет ровно, стараясь не разбудить седока, а то, проснувшись, вдруг да погонит вскачь.
Когда они сблизились, конь незнакомца предостерегающе фыркнул. Седок, мгновенно очнувшись, разом ухватил боевой топор, в другой руке моментально оказался щит. Еще затуманенные сном глаза быстро скользнули по Олегу и остановились на Скифе.
Олег видел, с каким радостным изумлением всадник выдохнул:
– Колоксай!.. Колоксай, наконец-то!..
Топор вернулся обратно, как и щит, всадник простер руки к Скифу. Внезапно тень прошла по его лицу. Он сразу постарел, счастливые глаза погасли, взамен блеснул злой огонь. Рука снова метнулась к топору, а голос зло грянул:
– Оборотни?
Олег вскричал поспешно:
– Погоди! Какие, к Ящеру, мы оборотни?
– Ты, – прорычал воин люто, – может быть, и нет. А вот он!
– Да не оборотень он, не оборотень! – закричал Олег, ибо Скиф не двигался, лицо его дергалось. – Не оборотни мы оба. Люди! Просто люди.
Всадник высвободил топор и теперь ненавидяще присматривался к Скифу.
– Кто бы ты ни был… ты не имеешь права быть настолько похожим на лучшего из людей!
Олег поспешно вклинился между незнакомцем и Скифом.
– Погоди, погоди!.. Не видишь, это же Скиф, младший сын Колоксая!
Всадник смотрел все еще с ненавистью.
– Если это Скиф, то что делает здесь? Его место во дворце возле убийцы-мамочки…
– Где тебя носило? – спросил Олег сердито. – В каких краях? Все знают, что Скиф давно ушел от матери.
Они оба обернулись к Скифу. Скиф сидел с бледным как полотно лицом. Губы тряслись, из покрасневших глаз непрерывно бежали слезы. На щеках блестели дорожки. Капли повисали на подбородке, срывались на широкую грудь.
Ненависть медленно испарялась с сурового лица воина. В глазах сперва появилось замешательство,
