– Как мы узнаем друг друга?
Он отвел взор, голос чуть изменился:
– Там ждут… нет, не ждут, а… вернее, ожидают увидеть меня, потому это вам нужно подойти, представиться, тут же объяснить, почему именно вы…
– А почему именно я? – спросил я.
– Да потому, – сказал он свирепо, – что я лично вас попросил! Соседа по квартире, которому я доверяю. Только и всего.
– И меня поймут?
Он кивнул с хмурым видом:
– Да.
Но в голосе не было уверенности. Я поежился. Израильские спецслужбы отличаются жестокостью, что и понятно: кадры ковались в советском КГБ, в ГРУ, в различных сверхсекретных диверсионных отрядах теперь бывшего СССР, где… умели достигать цели.
– Ладно, – сказал я. – Надеюсь, меня не застрелят сразу. Как провокатора… Только, Алексей Викторович, давайте договоримся…
Он сказал быстро:
– Согласен заранее!
Я посмотрел в его напряженное лицо.
– На что?
– На то, что вы хотите.
– А что я хочу?
– Чтобы это поручение было последним. Угадал?
– В точности, – ответил я с облегчением. – Тютелька в тютельку, как у лилипутов.
– Я же сказал, что согласен. Обещаю!
Я развел руками:
– Ну что ж… Давайте приметы.
Глава 4
На брусчатке Красной площади ветерок лениво передвигал желтые и багряные листья. Даже не знаю, откуда принес, но листья сочные, мясистые, толстые, как оладьи. Туристы бродят тесными стайками, на лицах сладкий ужас, ведь снова в России убивают иностранцев, да и своих тоже за связи с иностранцами… как говорят.
Я издали заметил туристку, что с разных позиций фотографировала памятник Минину и Пожарскому. Фотоаппарат дорогой, цифровик, с хорошим зумом и пикселями по высшему классу. К ней было подкатился один из местных, но она лишь брезгливо повела плечом, и тот отвалился.
Я приблизился, сказал негромко:
– Привет, Инга. Меня зовут Бравлин. Я от Лютового. Он не придет…
Она смотрела на меня молча, но в глазах что-то изменилось. Я не понял, облегчение в них отразилось или досада, но главное – я не промахнулся, это в самом деле та самая Инга, приметы которой описал Лютовой.
– И на что вы уполномочены?
Голос ее был ровный, приятный, глубоко женский, но хорошо контролируемый.
– На все, – выпалил я. Торопливо добавил: – Собственно, он не давал никаких полномочий. Просто, если честно, он вдруг зашел ко мне пару часов назад и сообщил о вас… У меня только и оставалось времени, что лететь сюда! Не было правила дорожного движения, которое бы я не нарушил!
Она усмехнулась, глаза чуть потеплели.
– Сосед? Это хорошо. Меня в самом деле зовут Инга, это не только пароль.
– Соседи бывают разные, – сказал я и вспомнил Бабурина, Пригаршина.
– Верно, – согласилась она, – но соседей знаем как облупленных.
– Это верно, – сказал я. – Так что… э-э… от меня требуется?
Она огляделась, на той стороне площади желтые, как осенние листья, зонтики летних кафе.
– Вон там совсем пусто, – сказала она. – Посидим, выпьем соку… Я плачу.
– Да я еще не голодаю, – ответил я скромно.
Она раздвинула губы в усмешке, но ничего не сказала. Молча мы прошли через площадь, я старался делать вид, что увиваюсь за богатой туристкой, Инга посматривала на меня со снисходительной усмешкой.
В кафе чисто, в виду башен Кремля за этим заведением явно следят особенно тщательно, из-за стойки тут же вышел предупредительный официант.
– Что изволите?