Взъерошенный, с красными от недосыпания глазами Мурхэд сидел за столом и пил кофе. Они обменялись обычными шуточками, а потом Ларри бросил на стол Мурхэда папку в манильском переплете, набитую сведениями о Феликсе Киссиче. Дальнейший разговор, насколько помнил Сторм, выглядел примерно так:

Сторм: Здесь все, что я выудил, Клайд. Когда прочтешь, увидишь, предстоит веселое и далекое путешествие. И отправлюсь в него, по-видимому, я.

Мурхэд: Путешествие? Тебе понравилось? Ты уже пошатался по свету в свое удовольствие. Куда ты еще собрался, черт побери?

Сторм: Куда? Кончай темнить. Сам знаешь куда.

Мурхэд не стал читать отчет Сторма, который тот положил ему на стол. Вместо него он взял подшивку бумаг и начал просматривать первую страницу.

Мурхэд: Давай-ка посмотрим. По нашим сведениям, он испарился из Балтимора двадцать девятого августа. Вылетел в Лондон. Тридцатого августа улетел в Мадрид. Оттуда в Анголу, в Луанду… И все обычными пассажирскими рейсами. В последний раз его видели во вторник второго сентября в Луанде, хотя и не опознали точно. Отплыл, как полагают, в Аккру на дизельном судне со смешанным грузом. Но это судно в Аккру не прибыло.

Мурхэд закрыл дело и отодвинул в сторону.

Мурхэд: Ну, Ларри, что ты предлагаешь? Попутешествовать неделю-другую по Атлантике в поисках Любина?

Ларри опешил. Значит, Фил Любин отплыл на судне из Анголы? Мурхэд ухмыльнулся.

Сторм: Клайд, как я понимаю, ты говоришь о Филипе Любине. Но ты приказал мне забыть о нем еще до того, как я вылетел в Рио. Я занимаюсь третьим человеком, Феликсом Киссичем.

Мурхэд в смятении протер глаза, пододвинул к себе папку в манильском переплете и торопливо отхлебнул кофе.

Мурхэд: Извини меня, Ларри. Не высыпаюсь, голова кругом идет. Ты ничего не слышал, договорились? Если Пит когда-нибудь узнает о моем промахе… да ты сам знаешь инструкции! Господи Иисусе…

Сторм: Перестань терзаться, Клайд. Мы слишком давно работаем вместе. Я тебе скажу: этого не случилось бы, если бы мы придерживались обычных наших методов. Тогда бы, черт побери, мы оба знали все… Ладно, не беспокойся. То, что я услышал, останется при мне. А теперь о Феликсе Киссиче.

Но Мурхэд так и не пришел в себя и, когда они расставались, еще раз попросил Сторма забыть все, что он узнал от него про фила Любина.

— Я до сих пор не пойму, в чем тут дело, — добавил Ларри. — Возможно, Мурхэд в самом деле дал маху, а может, он просто хотел таким образом рассказать старому приятелю о том, о чем по инструкции не имел права рассказывать. Я все же думаю, он просто оплошал. Клайд не такой уж блестящий актер, и он действительно был тогда не в себе.

— Вы считаете, сведения о Любине верны? — спросил я.

— Первая часть совпадает со сведениями Дэйва Полика. Вчера в Принстоне он сказал мне, что проследил Любина до Мадрида, но затем потерял его след.

— А какие дела у Полика в Принстоне?

— Сейчас объясню. Дайте сначала договорить о Киссиче.

Мурхэд приказал собрать сведения о Киссиче, поэтому Ларри отправился в Принстон и начал расспрашивать разных людей, в том числе и миссис Киссич. На следующий день он вылетел в Хельсинки. Там он узнал, что Киссич уехал из гостиницы неизвестно куда восьмого сентября, задолго до окончания конференции. Знавшие Киссича физики, с которыми Ларри беседовал, считали, что Киссич внезапно заболел и отправился домой. По словам ночного дежурного в гостинице, Киссич жаловался на головокружение и боли в животе. Однако Ларри узнал, что Киссич вылетел в Париж, затем в Рим, а оттуда в Каир. В Каире Сторм потерял его след, несмотря на трехдневные розыски. Когда он позвонил в Вашингтон, запрашивая дальнейшие инструкции, Мурхэд приказал ему вернуться и продолжать расследование в Вашингтоне, Балтиморе и Принстоне. Сторм думает, что розыски Киссича в Каире поручены другому агенту, однако не уверен в этом.

Ларри описал случайную встречу с Поликом в Нассау-отеле, разговор с Мурхэдом и, наконец, рассказал о решении поделиться своей догадкой — а также сомнениями и подозрениями — не с Мурхэдом, а со мной. Сегодняшний день был для него особенно трудным. Он вернулся в Вашингтон вскоре после полудня, позвонил Мурхэду и пожаловался, что валится с ног от усталости. Его шеф требовал немедленного письменного отчета о расследовании в Принстоне, но Сторму удалось отговориться и перенести все на завтра.

Ларри встал с софы, потянулся и заходил по комнате. Он проговорил часа два подряд.

— Можно мне еще кофе? — попросил он. — А потом я вам кое-что покажу.

Я включил электроплитку на полную мощность, вскипятил воды и приготовил еще две чашки кофе. Было уже около полуночи. Ларри с наслаждением отхлебнул свежего кофе. Затем дотянулся до своего пиджака и достал из кармана два толстых листа бумаги. В развернутом виде они оказались северной и южной половинами большой карты Атлантического океана. Ларри разложил их на полу, соединив обе части. Разрез был чуть южнее двадцатой параллели — он проходил севернее нашей базы Гуантанамо на Кубе и шел дальше на восток через Сахару и середину Красного моря.

— Идите сюда, — показал он мне на пол рядом с собой, и мы оба поставили наши чашки с кофе на ковер. Двумя пятнами больше — какая разница!

— Так вот, — сказал Ларри. — Я исхожу из того, что сведения Мурхэда о передвижениях Любина верны. А так же из того, что Полик не солгал, будто он проследил Киссича до Кейптауна. А теперь смотрите. — Он указал на карту. — Красная линия — это Грир. Зеленая — Любин. Черная — Киссич.

Красная линия Грира вела от точки близ Вашингтона к Атлантик-Сити, далее в Нью-Йорк, а оттуда на юго-запад через Тринидад и выступ Бразилии прямо в Рио-де-Жанейро. От Рио в море отходила короткая пунктирная линия с вопросительным знаком в конце.

Зеленая линия Любина образовывала как бы половину большого квадрата. От Нью-Йорка через Атлантический океан она шла в Лондон, затем на юг в Мадрид, затем на юго-запад в Дакар на западной оконечности Африки и далее на юго-восток в Луанду, портовый город Анголы. Короткая пунктирная зеленая линия в океан так же заканчивалась вопросительным знаком.

Черная линия Киссича была сложнее. От Нью-Йорка она вела на северо-восток в Хельсинки, затем на юго-запад в Париж, затем на юго-восток в Рим, еще дальше на юго-восток в Каир и, наконец, на юг в Кейптаун, и здесь карандашный пунктир с вопросительным знаком уводил в океан.

— Грир сматывается в порт Рио-де-Жанейро и уходит в океан, — сказал Сторм. — Любин сматывается в порт Луанда и уходит в океан. Киссич сматывается в порт Кейптаун и тоже уходит в океан.

Я изо всех сил старался понять, от напряжения голову стягивало, как обручем. Я сидел на полу, скрестив ноги, и мне казалось, линии, начерченные Стормом, выпирают из карты как в стереокино.

Ларри поглядел на нижнюю часть карты, затем решительно отодвинул в сторону верхнюю.

— Если моя теория правильна, нам нужна только Южная Атлантика, — сказал он, задумчиво барабаня пальцами по карте. Я нагнулся и увидел примерно в середине обширного синего пространства надпись:

«Конские широты» близ тропика Рака и Козерога являются зоной слабых переменчивых ветров. В отличие от экваториальной полосы воздух здесь чист и свеж».

— Встреча на «конских широтах»? — спросил я.

Ларри присел на корточки и нахмурился, сосредоточенно глядя на меня.

— Может быть, да, а может, и нет. — Он принял более удобное положение. — Что мы знаем, Джин? Три человека: юрист, математик и физик, все люди выдающиеся, а один из них друг президента, — неожиданно исчезают один за другим в течение нескольких дней. Все трое запутанными путями, явно пытаясь замести следы, добираются до портов Южной Атлантики. Все трое уплывают, как они надеются, тайно, на маленьких судах, разумеется, мореходных, но не на больших кораблях. Ни у одного из этих суденышек нет ни определенного маршрута, ни расписания. Каждый из троих вступает на борт своего судна уже через несколько часов после прибытия на побережье. Это говорит о предварительной договоренности и о чертовски сложном, продуманном заранее плане.

Ларри отхлебнул кофе из чашки и выжидательно посмотрел на меня.