главное было не в этом: и я воспринимал как личное оскорбление то, что меня держали в неведении. Теперь передо мной сидел человек, который многое знал о деле Грира. Плохой же я пресс-секретарь, если не заставлю Ларри разговориться.
— Давайте вернемся назад, Ларри, — сказал я. — Насколько я понимаю, вы пришли сюда потому, что думаете, будто Пит Дескович скрывает от президента важные сведения, и считаете, что президента нужно предупредить. Так?
— Да, так.
— Ну а какие сведения? Что-то важное или просто интересные, но несущественные подробности?
— Важное? — воскликнул он. — Да если свора Уолкотта узнает об этом — а, по-моему, кое-что, до них уже дошло, — вашему боссу на выборах нечего делать!
— Простите, но почему это вас так заботит? — спросил я. — Роудбуш, Уолкотт — вам-то какая разница? ФБР, как река, течет себе и течет, а что там, на берегу, неважно.
Но тут до меня дошло. Это же было ясно — стоило взглянуть на Ларри. У Роудбуша не было ни на унцию расовых предрассудков, и негры это знали. Он обращался к ним как к равноценным американцам, без снисходительности и высокомерия. А что скажет Уолкотт, негры не знали. Он мог в этом расовом вопросе оказаться вторым Роудбушем, а мог и не оказаться. Все было предельно просто.
— Насколько я понял, Ларри, вы не хотите говорить о своей версии, потому что боитесь, как бы ваше начальство не узнало, что сведения исходят от вас.
— Если узнают, я конченый человек.
— Но я и сейчас мог бы погубить вашу карьеру. Стоит мне позвонить Питу Десковичу и сказать ему, что здесь сидит его болтливый агент, который пытается убедить меня, будто директор ФБР ведет двойную игру с президентом США.
Сторм выдавил из себя улыбку.
— Вы дали слово, что все останется между нами.
— Конечно, дал, — сказал я. — Так почему бы не поверить мне до конца? Вы пришли, надеясь, что я скажу, есть ли основания для ваших подозрений. Этого я вам сказать не могу. О Грире мне самому ничего не говорят. Но я неглупый человек. Почему бы нам не подумать вместе?
— Что вы хотите сказать?
— Послушайте, расскажите мне все, что вы знаете. Если это покажется и мне таким же важным, я завтра же все передам президенту. И не скажу, откуда я это знаю. Если он будет настаивать, я сошлюсь на вас только при условии, что он не назовет вашего имени, и у вас не будет никаких неприятностей в Бюро. Согласны?.. Роудбуш такой человек, которому можно довериться.
— Но тогда я буду в ваших руках.
— Да, конечно, — сказал я. — Однако не забывайте, вы в моих руках с тех пор, как позвонили и пришли сюда.
— Пожалуй. — Чуть подумав, он наконец решился: — Договорились.
Ларри явно почувствовал облегчение. И я тоже. Все-таки выдирание больных зубов не моя профессия.
— Джин, — сказал он, — начнем с того, что ваш приятель улетел в Африку, в Анголу.
— В Анголу?
— Да, в столицу Анголы, Луанду.
— С ума сойти!
— А вы знаете, куда отправился Киссич?
— Киссич? Кто такой Киссич?
Сторм пристально посмотрел на меня.
— Вы на самом деле никогда не слышали этого имени?
— От вас впервые, — ответил я. — Он что, торгует коврами?
— Феликс Киссич, — медленно сказал он, явно удовлетворенный моим невежеством, — лауреат Нобелевской премии.
— Не говорите так укоризненно. Нобелевских лауреатов сотни. И далеко не все из них знают меня.
Он не улыбнулся.
— Киссич — профессор, специалист по физике плазмы из Принстонского университета. Он тоже исчез восьмого сентября, вскоре после открытия Международного конгресса в Хельсинки. Пропали не два человека, Джин. Исчезли трое.
— Об этом я ничего не знаю. — Я вновь ощутил прилив ненависти к той стене, которую президент воздвиг между мною и делом Грира. — Может быть, я кое-что пойму, если вы начнете с самого начала — с той ночи, когда исчез Грир.
Ларри рассказал о своем первом разговоре с Сусанной Грир, о том, как узнал о существовании несуществующего Потомакского проблемного клуба. Постепенно он дошел до своих розысков на четырех континентах. Это была захватывающая детективная повесть, и я мог только восхищаться дотошностью и терпением Ларри Сторма. Он рассказал, как обнаружил машину Любина и как его сразу же перебросили вслед за Гриром в Рио-де-Жанейро. Кстати, заметил он, все эти новые задания, по его мнению, преследовали одну цель: чтобы он случайно не узнал слишком много об одном каком-нибудь аспекте дела Грира.
В Рио Сторм вместе с переводчиком-португальцем обошел около шестидесяти гостиниц и пансионатов, пока не напал на след. Американец, по описанию в общем-то похожий на Грира, поселился в маленькой гостинице для моряков «Балде Азул» вечером в пятницу 27 августа, примерно через сутки после исчезновения Грира из Вашингтона. Он зарегистрировался под именем Стюарт Уолфорд, довольно похожим на имя губернатора штата Иллинойс Уолкотта — видимо, Грир избрал его из озорства, возможно, неосознанного. Когда спустя неделю Сторм показал фотографию Грира хозяину гостиницы, тот не смог ответить ничего определенного. Может, это «Уолфорд», а может, и нет. Но он вспомнил, что капитан краболова «Каза Алегре» как-то звонил американцу и долго разговаривал с ним, а на следующий день вечером «Каза Алегре» — «Счастливый дом» — отплыла с Уолфордом на борту. Запись в портовом журнале гласила, что у «Счастливого дома» нет определенного места назначения. Краболов будет облавливать омаровые отмели в Южной Атлантике в течение двух месяцев, и все. В этот период Ларри едва не столкнулся нос к носу с Дэйвом Поликом из вашингтонского еженедельника «Досье».
Тут я едва удержался, чтобы не рассказать Ларри о долгой беседе Полика с президентом сегодня утром и о том, что после этой беседы Полик, всем на удивление, решил ничего не писать о Грире и отправиться «на отдых». Вместо этого я только рассказал ему о невнятном телефонном звонке Полика из Рио.
— Я до сих пор ничего не понимаю, — закончил я.
— По-моему, я догадываюсь, — сказал Сторм. — Наверное, сначала Полик решил, что Грир нанял «Счастливый дом», чтобы подыскать себе укромное местечко на побережье. Сейчас, наверное, он так не думает, но тогда думал, потому что тоже пытался зафрахтовать рыбачье судно. Бразильские власти сказали, что ему, как иностранцу, придется подождать с неделю, пока выправят документы. Он обозлился и бросился к нашему консулу, как я потом узнал. Пытался на него нажать, а когда это не удалось, позвонил вам.
— Настырный парень!
Охотничий пыл Дэйва всегда заставлял меня чувствовать себя дичью.
Сторм продолжал свой рассказ. Он так и не узнал, что случилось с «Каза Алегре», потому что ему приказали вернуться в Вашингтон и выяснить подноготную Грира до его исчезновения. Занимаясь этим, Сторм кстати просмотрел аккуратную пачку квитанций за междугородные переговоры, которые Грир сохранял для налогового ведомства. По квитанциям Ларри узнал, что Грир неоднократно звонил в Принстон Феликсу Киссичу, изредка на дом, но чаще в лабораторию физики плазмы, где Киссич работал.
Выяснилось, что Киссич тоже вылетел за границу, якобы для того, чтобы присутствовать на международной конференции физиков в Финляндии. Ларри договорился о свидании с Клайдом Мурхэдом. Он хотел уточнить, имеет ли Киссич какое-нибудь отношение к делу Грира. С Мурхэдом Ларри встретился в половине восьмого утра в оперативном штабе и увидел, что его друг еле держится на ногах, Мурхэд сказал, что работал до четырех, пока не свалился на диван в своем кабинете. Если бы не это, заметил Сторм, он бы никогда не узнал о деле Грира того, что знает. В нормальных условиях Мурхэд сдержан и осторожен и такой оплошности ни за что бы не допустил.