самом.
– Что было дальше? Он что-нибудь еще говорил? Вы ему?
– Я ему и сказала, что ее на машине увезли. Он стал расспрашивать, что за машина, кто за рулем – вот как вы. Я ему то же самое и отвечала.
– А он?
– Он ответил, что ее, видно, другой водитель на работу увез. Гришка или Мишка – вот это не помню. Потом спасибо мне сказал, встал и пошел. Я ему вслед кричу, что, мол, вряд ли Шурочка в таком виде неряшливом на работу отправилась. А он как и не слышал. Сел в машину и уехал.
– Что за машина?
– Синяя такая. Темно-синяя. По-моему, не наша. Осклизлая какая-то.
– Какая?
– Ну… без углов, что ли… Вишневая-то попроще.
– Мария Ивановна, опишите, пожалуйста, мужчину, с которым вы разговаривали.
– Ну… Молодой, лет тридцать пять – сорок. Волосы светлые, короткие такие. Нос такой… прямой. Обычный мужик.
Турецкий показал женщине фоторобот Эдика, составленный со слов работниц Шереметьева.
Женщина нацепила очки, долго изучала ксерокопию.
– Не могу сказать, – вздохнула она. – Может, он, а может, не он. Я ж говорю, обыкновенный. Разве что худой. Так мало ли худых-то?
– Может быть, он чем-то выделяется? Вот какие у него глаза, взгляд?
– Я ж сбоку сидела, в глаза ему не заглядывала. А он тоже все больше в землю глядел.
– Может быть, какой-нибудь жест, или мимика, или словечко характерное…
– А, постой-ка! – оживилась бабуля. – Словечек не говорил никаких особых, чего не было, того не было, врать не буду. А вот рукой он, милок, шебуршил все.
– Как – шебуршил?
– Ну вроде как деньги считает. Пальцами так перебирал. Спрашивает меня про Шурку, а сам пальцами перебирает. Не то деньги, не то четки.
– Четки?
– Ну да. Мы со старухами в монастырь ходим свечки ставить. Вот увидишь монахиню, она непременно с четками в руке. И этот что-то такое пальцами делал. А может, деньги в уме считал.
– Больше ничего необычного не заметили?
– Нет, ничего.
– Мария Ивановна, как вы думаете, Небережная возвращалась домой?
– Не думаю, – пожевала губами Соколова. – Видели, сколько в ее ящике газет? За неделю накопились, аж наружу вылезают.
– Так может быть, она вернулась домой и уехала в отпуск. А вы ее просто не видели.
– Не, это вряд ли. Шура, когда уезжает надолго, она мне ключи от почты оставляет. Чтобы я газеты забирала. Чтобы, значит, не привлекать внимание воров, что в квартире нет никого. А что случилось-то? У меня ведь сердце беду чуяло. Я и старухам говорила: что это, мол, наша Шурка выскочила вся расхристанная и как сгинула?
– Что же вы в милицию не звонили? Участковому?
– Так кто же ее знает, куды она делась? Она, между нами, – старушка понизила голос, – слаба до мужского полу. Хахали тут частенько появлялись. Походит-походит такой, глядишь – через пару месяцев новый. Один, правда, и постоянный был. Невысокий такой, неказистый. Он за ней несколько лет ходил. Но появлялся здесь редко. Чаще другие. А спросишь ее чего – огрызается: не ваше дело. Так уж и не вмешиваемся. Но вообще жалко Шурочку… – совершенно неожиданно всхлипнула соседка.
Турецкий вернулся в квартиру Небережной. Что-то его «царапало». Шурочка – кто-то совсем недавно говорил ему о женщине по имени Шурочка. Кто и когда? Он закурил, стоя возле окна, сосредоточенно глядя во двор. Внизу медленно двигалась машина «скорой помощи», остановилась у соседнего подъезда. Из машины вышла стройная, светловолосая женщина-врач с чемоданчиком в руке.
Ба! Надежда – врач-стоматолог из военного санатория! Там, на Фиоленте, она рассказывала, что ее сослуживец, мужчина по имени… Глеб. (Точно – Глеб. Турецкий запомнил, потому что имя достаточно редкое.) Так вот этот Глеб влюблен в женщину по имени Шурочка.
– Василий, дай-ка мне ее книжку записную.
Турецкий принялся заново листать густо исписанные страницы. Положим, если неведомый нам Глеб знаком с Небережной уже не первый год, она помнит его домашний телефон наизусть.
На первой странице книжки помещен календарь на текущий год. Значит, переписывая телефоны в новую книжку, Небережная могла пренебречь номером своего давнего и постоянного поклонника. Допустим. Но он зубной врач! Попробуем искать по-другому. Александр тщательно просмотрел страничку под буквой 'з'.
– Это вы кого ищете? – спросил Колобянин.
– Зубного врача, – пробормотал Турецкий.