Саша выпила.

– Вот, молодец! Как же тебя угораздило в такую историю вляпаться?

Саша махнула рукой и, чувствуя, что пьянеет с космической скоростью, начала рассказывать.

– Вот сука позорная, маньяк твой! Надо его, гада, на зону… Какая у него машина-то?

– «Девятка».

– Давно он на ней ездит?

– В прошлом году купил.

– Ясно. Живодер, сволочь! Небось и хата у него есть?

– Ч-то?

– Квартира, говорю, есть?

– Да, трех… комнатная. А мы… звонили в… в милицию? – Язык плохо слушался Сашу.

– Звонили, звонили. Они уже едут. Ну, давай еще по грамульке, пока их поджидаем…

И опять она послушно подняла наполовину наполненный стакан. Выпили.

– А где милиция? И вообще… как вас з-з-овут? – Саша уронила голову на руки и отключилась.

Жало взвалил женщину на плечо, перетащил ее в маленькую комнату, уложил на топчан. Муха бестолково суетился рядом.

Саша что– то сонно пробормотала и захрапела.

– Все путем! – прокомментировал Жало.

Мужчины вернулись на кухню.

– Значит, так. Я бобру звонить буду, выставлять условия. Думаю, нужно запросить тысяч двадцать.

– Баксов? – изумился Муха.

– Шмаксов. Не рублей же. Не найдет, снизим до десяти. Но не меньше. Пусть крутится! У него тачка есть, хата.

– Ты че? Кто за нее такие бабки даст? Мне вообще все это не нравится. Может, трахнуть ее да и выкинуть к чертям собачьим?

– Щас-с! Я те трахну! Не нравится ему! А пить, жрать, ширяться – нравится? Хватит базлать! Сейчас поедешь на рынок, спросишь Гиви-хромого. Возьмешь ширева в долг, под мое имя. Я маляву накатаю. Бери клофелин, он в порошке. Или аминазин. Подержим ее пару дней, пока козел бабки собирает.

– Да что ты так уверен, что он бабки выложит?

– А куда ему деваться? Ему же статья светит. Мы его в любой момент мусорам сдать можем. Куда ж он, родимый, денется? – повторил Жало. – Сейчас я при тебе позвоню, послушаешь, как он блеять будет.

Вишневая «девятка» влетела во двор Сашиного дома. Глеб выскочил из машины, кинулся к подъезду, побежал вверх по лестнице. Он уже подошел к квартире, когда мобильник в кармане куртки вдруг требовательно запиликал.

Каменев услышал незнакомый, хриплый голос:

– Эй ты, мудила, слушай сюда. Баба твоя у нас. Хочешь ее назад получить, готовь двадцать тысяч баксов. Будешь рыпаться, мы тебя в ментовку сдадим. У нас все твои данные в наличии. Знаешь, сколько на тебе статей УК? От сто десятой до сто двадцатой. Да еще сто семнадцатая. Это я про изнасилование. А по ней в зону лучше не ходить, не надо, слышь? Готовь бабки и жди связи, понял?

– Вы кто? – проблеял Глеб.

– Конь в пальто.

Голос отключился. Глеб стоял соляным столбом. Лоб покрылся испариной. Значит, Шурку освободили не просто так. Значит, ее… перепохитили, что ли? Бред какой-то! Но голос мужика сомнений не вызывал. Двадцать тысяч баксов! С ума, что ли, сошли? Дело в другом! Шурка знает все его координаты! Все телефоны. То есть его могут ментам сдать в любой момент, это без вопросов! Да может, они с ней еще и в сговоре! Вот и все! ВОТ И ВСЕ!! Стоп. Почему все? Адреса она не знает. Только телефоны. Господи, пробить по телефону адрес – дело нескольких минут.

Нужно слетать домой, взять документы, деньги, уговорить мать уехать на дачу и самому убраться из города на пару недель. Если Шурку взяли бандюги, а это вполне возможно, учитывая, что позвонивший знаком с Уголовным кодексом, так вот, если это бандюганы, они с ней за это время разберутся. Они сами похитители! Нужна она им, если выкуп не несут! Если же она с кем сговорилась (да когда же она успела, сучка?!), то тем более нельзя уступать! Она все равно не простит ему… Отомстит… Ладно, сейчас главное – уехать.

Он начал спускаться. Человек, стоявший у окна лестничной клетки этажом выше, проговорил едва слышно в воротник куртки:

– Чувак чернявый возле ее хаты терся. По мобиле ему позвонили, он чего-то задергался. Вижу его. Вышел во двор, садится в вишневую «девятку».

Каменев сел за руль. Руки дрожали. Он закурил, глубоко и часто затягиваясь. Немного полегчало. Машина тронулась, исчезла в арке двора.

Следом за ней двинулся невзрачный «Москвич», припаркованный у другого подъезда.

…– Глебушка? Это ты? Как отдохнул? – Миловидная пожилая дама выглянула в прихожую.

– Здравствуй, ма! Мне никто не звонил?