появились деньги?

- Спросите чего полегче. Я все больше подозреваю, что, спрашивая о Салуцком, вы на самом деле эти вопросы обращаете ко мне.

- Вас еще не убили, - напомнил я.

В это время в кабинет вошла давешняя Сонечка с подносом, на котором стояли две чашки кофе. Ее личико опухло от слез. Она поставила поднос на стол, выплеснув при этом из чашек довольно много ароматной жидкости, и склонилась к уху дяди.

- Ты меня разоришь! - с чувством сказал он, доставая мятую ассигнацию. Потом спохватился, узрев в ней российские десять тысяч, достал зеленую банкноту.

- Моя племянница, - сказал он, глядя ей вслед. - Впрочем, я уже вам о ней говорил.

Я кивнул, взял приличия ради чашку, в которой не было почти ничего, кроме кофейной гущи.

- Что бы вы могли сказать о связях Салуцкого? - спросил я. - Про генерала и его помощника я уже слыхал. Быть может, он отмывал чужие деньги?

- Бабки, вы хотите сказать, - улыбнулся мне Савранский, снова сощурившись. - Приятно говорить с человеком, сохранившим, несмотря на профессию, остатки воспитания. Если бы вы сказали: бабки, я спохватился бы, взглянув на часы, и сослался на занятость. Видите ли, Александр... - он заглянул в какую-то бумажку, - Борисович, Салуцкий мертв, но жив его банк, имеющий какую-никакую репутацию в деловом мире. И подрывать ее дальше - не в моих правилах.

- Об этом никто не узнает, - сказал я, с трудом проглотив кофейную гущу.

- Не сомневаюсь, - ответил он. - Но я-то знаю.

- Вас никто не убьет, - заверил я. - Почему-то мне так кажется.

- Наверно, не за что? - пожал он плечами. - И потому я не держу телохранителей, как другие, если вы успели заметить.

- И все же я бы на вашем месте поостерегся. А каков оборот банка 'Лютеция', хотя бы примерно, вы можете сказать? И на чем держится его благополучие?

Он развел руками.

- Сия тайна велика есть! - сказал он. - Откуда сегодня берутся большие деньги? Наркотики, оружие, редкоземельные металлы, которые дороже золота. Я делаю свои деньги на финансовых операциях. На чем их делают остальные, могу только догадываться. - И выразительно посмотрел на часы. Те немедленно отозвались бронзовым, исполненным речной свежести, звоном. Итого - три пополудни. Пора закругляться. И так отнял у занятого человека массу времени. Но я и ухом не повел, делая вид, что всецело занят своим кофе. Кстати, Борис Львович к своей чашке так и не притронулся.

- Еще один вопрос с вашего позволения, - сказал я. - Вы ведь очень любите детей, не так ли?

- Если вы о Сонечке, то это мой крест, - вздохнул он.

- Я о вашем сыне. - Это я показал свою осведомленность, почерпнутую из справки МУР, о банкире Савранском.

Он привычно сощурился, прежде чем ответить.

- А что вас, собственно, интересует?

- Ничего особенного. Это ведь не допрос. Это частная беседа, как и было обусловлено...

- Я все понял, - кивнул Савранский. - Марк призывного возраста. И мне, как отцу, не безразлично, где и как ему придется служить. Вы это хотели услышать?

- А как же институт? - удивился я.

- Вам хорошо, у вас девочка, в армии не служить.

Савранский озадачил меня: откуда такая осведомленность? А он продолжал жаловаться на сына:

- Этот шалопай бросил институт, решил заняться журналистикой. Вернее, влюбился в одну девочку, которая учится на журналистском факультете. Она его благословила. И еще сказала, что когда он попадет в Чечню, то должен ей оттуда присылать свои материалы - очерки, наблюдения... Как вы думаете, Александр Борисович, жизнь собственного ребенка стоит миллион долларов?

- Безусловно, - сказал я. - Особенно когда этот миллион есть.

- Сейчас вы мне скажете, что за него пойдут служить другие! раздраженно воскликнул он. - У тех других есть свои родители, скажу я вам. И если все помалкивают, глядя на то, что там творится, - это не значит, что судьба моего сына для меня столь же безразлична!

- А как же сын генерала Тягунова? - спросил я. - Все-таки папа замминистра. А парень в Чечне.

- Это настоящая семейная драма, - махнул рукой Борис Львович. - Даже не спрашивайте... Вы интеллигентный, порядочный человек, у вас работа такая, я все понимаю, но есть же предел. Я имею в виду изболевшееся отцовское сердце. Я неплохо знаю эту семью, уж поверьте, это достойные люди, хоть и в разводе, жена ночи не спит, плачет, не зная, где сын, что с ним. Ведь ни весточки не прислал, представляете? А как пропал, так бедные родители отчаялись, не знают, что и думать. Чеченцы, кстати, предлагали за выкуп его отдать. Но оказалось, речь шла совсем о другом парне.

- Однако это не мешает Геннадию Матвеевичу строить дачу, - заметил я.

- Да оставьте его в покое с этой дачей, - с досадой сказал банкир. Он ее пальцем не коснулся. Строительство началось давно, когда с Пашей, сыном, все было в порядке, когда он учился здесь на высших курсах, был лучшим из лучших, за что ему дали капитана. Вот тогда у него с отцом и произошла размолвка. Тоже, как вы, стал укорять... Мол, офицерам жить негде, а ты хоромы возводишь. Семья должна быть на первом плане, вот чего мы никак не уразумеем. Семья - высшая ценность! А не родной коллектив, который вывел меня в люди. Отец говорит ему в шутку, конечно, у тебя жена вон какая, наверное, внуков будет полно. Куда я их вывезу? Вы не видели, кстати, бывшую уже супругу Паши Тягунова? Хотя бы на фотографии?

- Не пришлось как-то, - ответил я.

- А я, увидев ее впервые, потерял всякий интерес к журналам 'Плейбой' и тому подобным!

- А раньше интересовались? - полюбопытствовал я.

- Ну я все-таки - мужчина, - расправил он плечи. - И еще кое-чего о себе понимаю. В наше время мы много чего с вами не посмотрели, много чего пропустили. Вот и приходится наверстывать.

Он поднялся из-за стола и проводил меня до двери.

- Всегда к вашим услугам, - он учтиво склонил голову. Я снова ощутил его потное рукопожатие. - По любому вопросу... - И прижал руки к сердцу.

Пресс-секретарь вице-премьера Федор Земляков был обаятелен и лучезарен. Женщины-журналистки окружили его и не отпускали, продолжая задавать вопросы уже не по существу. После надутых и чрезвычайно серьезных по отношению к себе и своей миссии чиновников правительства новый пресс- секретарь был просто душка. Он еще моргал и вздрагивал от вспышек блицев, терялся, когда пригожие девицы с блокнотами и диктофонами нахально расспрашивали его о личной жизни и прежнем месте работы.

Женат, двое детей, очаровательные такие девочки, а работал в комсомольском аппарате, потом в органах... Нет, в газете никогда не работал. И в кино никогда не снимался, несмотря на предложения модных режиссеров. Предпочитает шатенок. Но если блондинка окажется на высоте... Он смущенно улыбался, а журналистки, среди которых блондинок было большинство, радостно смеялись.

Такой молодой и непосредственный - просто прелесть!

Пресс-секретарь так и вышел из 'Белого дома' в их окружении. Они проводили его до самого автомобиля, продолжая спрашивать уже Бог знает о чем.

Возле машины он повернулся к ним лицом, спиной - к гостинице 'Мир'. В перекрестье прицела была видна лишь верхняя часть его спины и головы, непокрытая, несмотря на непогоду, голова с модной стрижкой. Оставалось дождаться, для верности, когда утихнет порыв ветра.

В том, что его продержат, задавая вопросы, еще пару минут, снайпер не сомневался. Он затаил дыхание, плавно подвел спусковой крючок винтовки к той грани, которая отделяет бытие от небытия.

Потом так же плавно дожал крючок до конца. Приклад знакомо толкнул в плечо. Перекрестье, как обычно, чуть дернулось вверх, а цель, как всегда, медленно осела, исчезая из поля зрения.

Окружающие сначала не поняли, что произошло. У кого-то нашелся нашатырь, кто-то стал растирать ему виски, приговаривая: 'Ну как девица на своем первом балу. Достали мы его, девоньки...' И тут же кто-то вскрикнул, увидев кровь на пальцах, когда убитого попытались приподнять.